Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты

It was discovered, that although dull at classical learning, at mathematics he was uncommonly quick.	Оказалось, что хотя Доббин и туп по части древних языков, но зато по математике необычайно сметлив.
To the contentment of all he passed third in algebra, and got a French prize-book at the public Midsummer examination.	К общему удовольствию, он прошел третьим по алгебре и на публичных летних экзаменах получил в награду французскую книжку.
You should have seen his mother's face when Telemaque (that delicious romance) was presented to him by the Doctor in the face of the whole school and the parents and company, with an inscription to Gulielmo Dobbin.	Надо было видеть лицо его матушки, когда "Телемак" (этот восхитительный роман!) был поднесен ему самим доктором в присутствии всей школы, родителей и публики, с надписью: "Gulielmo Dobbin".
All the boys clapped hands in token of applause and sympathy.	Все Школьники хлопали в ладоши в знак одобрения и симпатии.
His blushes, his stumbles, his awkwardness, and the number of feet which he crushed as he went back to his place, who shall describe or calculate?	А румянец смущения, нетвердая походка, неловкость Сливы и то количество ног, которое он отдавил, возвращаясь на свое место, - кто может все это описать или сосчитать?
Old Dobbin, his father, who now respected him for the first time, gave him two guineas publicly; most of which he spent in a general tuck-out for the school: and he came back in a tail-coat after the holidays.	Старый Доббин, его отец, впервые почувствовавший уважение к сыну, тут же при всех подарил ему две гинеи; большую часть этих денег Доббин потратил на угощение всех школьников от мала до велика и после каникул вернулся в школу уже в сюртучной паре.
Dobbin was much too modest a young fellow to suppose that this happy change in all his circumstances arose from his own generous and manly disposition: he chose, from some perverseness, to attribute his good fortune to the sole agency and benevolence of little George Osborne, to whom henceforth he vowed such a love and affection as is only felt by children--such an affection, as we read in the charming fairy-book, uncouth Orson had for splendid young Valentine his conqueror.	Доббин был слишком скромный юноша, чтобы предположить, будто этой счастливой переменой во всех своих обстоятельствах он обязан собственному мужеству и великодушию: по какой-то странности он предпочел приписать свою удачу единственно посредничеству и благоволению маленького Джорджа Осборна, к которому он с этих пор воспылал такой любовью и привязанностью, какая возможна только в детстве, - такой привязанностью, какую питал, как мы читаем в прелестной сказке, неуклюжий Орсои к прекрасному юноше Валентину, своему победителю.
He flung himself down at little Osborne's feet, and loved him.	Он сидел у ног маленького Осборна и поклонялся ему.
Even before they were acquainted, he had admired Osborne in secret.	Еще до того, как они подружились, он втайне восхищался Осборном.
Now he was his valet, his dog, his man Friday.	Теперь же он стал его слугой, его собачкой, его Пятницей.
He believed Osborne to be the possessor of every perfection, to be the handsomest, the bravest, the most active, the cleverest, the most generous of created boys.	Он верил, что Осборн обладает всяческими совершенствами и что другого такого красивого, храброго, отважного, умного и великодушного мальчика нет на свете.