Отец сменил меня на рассвете. Останавливаться было нельзя, мы должны были убраться как можно дальше от Глутера, когда полицейские обнаружат наш с Тессой побег и начнут бить тревогу. Я забрался в телегу и проспал до обеда. Проснулся, лишь когда отец сменял лошадь в небольшом постоялом дворе на дороге, вблизи очередного провинциального городка, мало чем отличного от Глутера. Там же он купил еды, но обедали мы наскоро в повозке.
Тесса, проснувшись всего на пару часов раньше меня, недолго раздумывала над тем, стоит ли ей сойти в этом самом городке, но услышав о том, что уже к предстоящей ночи мы собираемся прибыть в Мистрейд, согласилась остаться. Тогда-то, после сытного обеда, на пути в столицу она и спела мне, наконец, свою песню, а затем по моей просьбе исполнила и другую, и третью. Я готов был слушать эти песни и этот голос еще и еще, снова и снова погружаясь в мистический мир печальных баллад Тессы Марбэт.
– Ну, а ты? – спросила она вдруг, после недолго молчания.
Повозка ползла по ухабистой дороге, и мы покачивались, сидя в ней в окружении мешков и сундуков, в которых сложены были наши с отцом скудные пожитки.
– Что?
– Вся твоя жизнь здесь? – она развела руками. – Нашел себя в ограблениях? Или есть что-то еще?
Я некоторое время смотрел на нее, размышляя, сомневаясь в том, что ей стоит показывать то самое «что-то еще», сокровенное, мою отдушину, скрываемую от всего мира в страхе быть непонятым и осмеянным.
– Есть, – наконец, сказал я и потянулся к той самой сумке, из-за которой вернулся в Глутер и попался шерифу.
Я достал из сумки несколько тетрадей в черных кожаных переплетах. Все они находились в довольно плачевном состоянии, из некоторых торчали вывалившиеся листочки, другие были помяты или чем-то облиты – походная жизнь лишала возможности обращаться с ними аккуратно, я и так хранил свои записи бережно, как только мог.
– Что это?
– То, о чем ты спрашиваешь.
Я выбрал одну из тетрадей, нумерацию которых мог различить только я один, и протянул Тессе.
– Вот, почитай, если тебе действительно интересно.
Рука, протянувшая тетрадь, предательски дрожала, и я надеялся, что Тесса не заметила этого моего волнения и даже страха. Еще никогда и некому я не давал читать свои записи. Не то чтобы, правда, мне было кому их давать. Отец не интересовался никакими творческими проявлениями вовсе, а больше у меня никого и не было. Мимолетные собутыльники и пылкие любовницы на одну ночь не в счет. Тесса была первым человеком за последние пять лет, которая поинтересовалась о «чем-то еще». И как бы ни было мне страшно оттолкнуть ее своими глупыми творениями, художественная ценность которых была под большим сомнением, я все же не мог упустить этого шанса впервые в жизни поделиться с кем-то тем, что у меня на душе, и показать себя с иной стороны, которую старательно скрывал от всего мира. Тесса доверилась мне, и я вернул ей долг, доверившись в ответ.
– Нет, не первый! – выпалил я, когда Тесса открыла тетрадь и, подавшись вперед, пролистнул несколько страниц.
– Вот, вот этот, – наконец сказал я обескураженной Тессе и быстро вернулся на свое место, смущенный собственным поведением. – Лучше читать оттуда.
– Хорошо, – кивнула девушка с сомнением и опустила глаза в тетрадь.
Пока она читала внимательно, ни разу не оторвав взгляд от текста, словно забыв о моем присутствии, я не мог найти себе места. Кусал губы, грыз ногти, несколько раз выбирался из повозки и ловил на себе подозрительные взгляды отца. Черт, я не нервничал так сильно ни при одном ограблении, в котором участвовал вместе с отцом. Тесса читала мой рассказ очень долго, как мне казалось, непростительно долго. Наверное, это заняло у нее минут тридцать или около того, но для меня прошла целая вечность от момента, когда она опустила глаза в тетрадь, и до момента, когда она их подняла на меня.
– Можно, я прочту следующий? – спросила она и совершенно сбила меня этим с толку.
Я ждал какой-то реакции, что она скажет – хорошо это или плохо, скорее всего, первое, конечно, не потому что действительно так, а потому что она не захочет расстраивать меня, решит польстить, ведь я, как-никак, помог ей выбраться из тюрьмы. Но Тесса сказала нечто совсем другое, и мне не оставалось ничего иного, как ответить:
– Да, конечно. Читай их все, если хочешь…
– Спасибо, – она снова опустила голову в тетрадь и возвратилась к чтению, а я опять был предоставлен самому себе и своему нервному беспокойству.
Она прочла всю тетрадь до конца, и только тогда, возвратив ее мне, сказала:
– Это великолепно, Клиф. Давно ты пишешь?
– С детства… кхм… ну, то есть… – из-за переполнявшего меня волнения я не сразу подобрал нужные слова для ответа. – Записывать свои истории начал с тех пор, как покинул Волхарию.
– Волхарию? Ты родом оттуда?
– Да, я там родился, – я убрал тетрадь обратно в сумку, к десятку остальных. Теперь, когда разговор ушел от них, я снова стал чувствовать себя уверенно.
– Но твой отец – не волхарин.
– Нет. Моя мать волхаринка, чистокровная.
– Ну да, волхаринская кровь, я должна была догадаться.