В таборе жизнь продолжалась так, словно ничего и не произошло, или явление к ним людей, подобных этим гвардейцем, было делом обыденным. Возможно, все действительно обстояло именно так, ведь саббатийцы кочующий народ, всю жизнь они в пути со своим табором, и селениане, коим никогда не понять подобного образа жизни, обвиняют их во всех грехах на свете, не упуская случая найти доказательства вины. Справедливости ради стоит сказать, что табор табору рознь, и есть такие, кто действительно промышляют самыми грязными и темными делами, и чье появление в окрестностях любого провинциального городка сопровождается исчезновениями людей, кражами и беспорядками. Но есть и другие, которые живут честно, зарабатывая на жизнь торговлей или своими представлениями, а тут уж кто на что горазд. Существуют очень знаменитые бродячие цирки, чьи названия шумят по всему Конгломерату, а также известные барды и танцовщицы, целые театральные труппы, которых с распростертыми объятиями встречают власти любого, даже самого консервативного и социально замкнутого города в Селении. Так что, как и во всем остальным на свете, здесь всё очень неоднозначно.
Нас усадили на лавку возле большого костра в самом центре лагеря и очень сытно накормили. После ужина Яркий отправился изучать лагерь и знакомиться с его жителями. Саббатийцы, будь то мужчины, женщины или дети, оказывали ему теплый прием, гладили, с улыбкой позволяли осматривать себя и прикасаться к украшениям на одежде. Яркий же, преисполненный энтузиазма, готов был пообщаться с каждым, выражая неподдельные любопытство и интерес. Недоверие и опаску он проявил только к паре собак, наряду с остальными жителями лагеря подошедших познакомиться с этим странным гостем. Однако, он быстро нашел с ними общий язык. Яркий ничего больше не боялся, и я перестал тоже. Зверек отлично чувствовал опасность, и раз теперь он вел себя так спокойно и непринужденно, то можно было расслабиться и мне.
Ромул налил мне вина и ненавязчиво спросил о Ярком, и о том, почему мы в бегах. Я рассказал все как было, начиная со встречи на кладбище и до стычки с шерифом в поле. Я ничего не скрывал. Не было смысла утаивать что-то от этих людей. Если саббатийцы приняли тебя в свой лагерь, разделили с тобой еду и выпивку, можешь быть уверен, что они никогда не предадут и не продадут тебя. Эти люди могут быть ворами и мошенниками, но никогда предателями они не станут.
Ромул, Джанко и все прочие, кто присоединился к нам, когда я начал свой рассказ, в числе таких была и Адель, выслушали меня крайне внимательно и позволили себе говорить, только когда я закончил.
– Мы планировали остаться здесь еще на пару дней, – сказал Ромул, отпив вина. – Но после случившегося с Адель я не желаю больше оставаться в окрестностях этого города ни одного лишнего часа. Мы заработали достаточно, верно?
Он обращался ко всем присутствующим, и я услышал возгласы согласия.
– В таком случае, снимемся завтра же утром. Отправимся на юг, в Артемизу, как и собирались. А это значит, что какое-то время наши с вами пути будут совместными. И для всех нас будет честью принять вас на это время у себя и составить компанию в дороге.
Все закивали активнее.
Как я мог не согласиться? Во-первых, мне действительно хотелось побыть еще с этими удивительными людьми, да и Яркому с ними, судя по всему, было очень хорошо и спокойно. Во-вторых, это бы значительно облегчило нам путь до Виолента, сделало бы его реально возможным.
– Ромул, я с большой радостью приму ваше приглашение, и все же должен напомнить, что этот человек, Теодор Стрикс, не успокоится, пока не отыщет меня и Яркого. И он всегда будет где-то рядом, дышать нам в спину. Сейчас он потерял наш след, но без труда возьмет его снова. И пока мы с вами, опасность грозит всем.
– Я понимаю, – кивнул Ромул. – Не думай, что я этого не учел. Но и ты не забывай, как этот Стрикс ушел сегодня ни с чем. А ведь стоял от вас с Ярким всего в одном хвосте. Мы умеем скрываться и прятаться.
– Да, вы очень искусны, – согласился я.
– Тогда решено. Клиффорд Марбэт и удивительный Яркий, будьте же нашими гостями до тех пор, пока пути наши не разойдутся. Табор Лавинѐс с радостью и большим почтением принимает вас к себе.
Все вокруг захлопали, а Адель вскочила и топнула ножкой.
– Хватит болтовни! – потребовала она озорно. – Джанко, я хочу танцевать.
– Миледи, ваше желание для меня закон, – улыбнулся Джанко, склоняя перед ней голову.
Через минуту дети принесли ему гитару, и, проведя рукой по струнам, он ненадолго задумался, глядя в огонь, а все вокруг словно замерли в ожидании. Замерли и мы с Ярким. А затем музыкант вдруг ожил, пальцы зажали первый аккорд, и он начал петь.
«Ночь опустилась на Адверс,
Звезды усыпали небосвод.
Зеленоглазая Агнес,
Кошкой скользнула в свой темный грот.
В мире теней и обмана,
Спрячешься ты от дневных обид,
В дымке белесой тумана,
В танце своем будешь ты парить…»