Янтарный телескоп

Лира почувствовала, как в груди у нее поднимается волна гнева, и, не в силах сдержаться, топнула ногой.

— Да откуда Вам знать, — закричала она, — что творится в моей голове и моей душе!?

Наверное вы не растите своих детей а откладываете яйца или что-то в этом роде, потому что в вас нет доброты, нет великодушия, нет внимания к другим. Вы даже не жестоки, хотя даже так было бы лучше, потому что это значило бы, что Вы воспринимаете нас всерьез, а не идете с нами, пока это выгодно Вам… О, теперь я не могу доверять Вам вообще! Вы сказали, что поможете, и мы сделали бы это вместе, а теперь Вы хотите остановить нас, подлый Тиалис!

— Лира, даже собственному ребенку я не позволил бы говорить со мной так нагло, и своевольно. И почему я не наказал тебя раньше…

— Так вперед! Накажите меня, так, как Вы можете! Возьмите ваши проклятые шпоры, и глубоко вонзите их, давайте! Вот моя рука, сделайте это! Вам не понять, что творится в моем сердце, Вы, гордое, эгоистичное существо, Вам не понять, как я грущу о своем друге Роджере и жалею и злюсь на себя за то, что сделала. Вы убиваете людей так же просто, как, — и она щелкнула пальцами, — они ничего не значат для Вас, но мне мучительно больно, что я так и не сказала ему до свидания, и я хочу от всего сердца попросить прощения, что Вам никогда не понять, при вашей гордости, вашем взрослом уме, и если я должна умереть, чтобы сделать это, я умру, и буду счастлива. Я видела и худшее. И если Вы хотите убить меня, твердый человек, сильный человек, носитель яда, сделайте это, Шевалье, убейте меня. Тогда я и Роджер сможем вечно играть в земле мертвых, и смеяться над Вами, жалкая тварь.

Нетрудно было понять, на что готов Тиалис, так как он трясся, с головы до пят пылая гневом. Но он еще не успел ничего сделать, как позади Лиры послышался голос, и оба почувствовали, как их окатило холодом. Лира обернулась, зная, что она увидит и, несмотря на браваду, боялась этого.

Смерть стояла очень близко, любезно улыбаясь, и ее лицо походило на лица других смертей, виденных Лирой, но это была ее собственная смерть, и Пантелеймон на ее груди выл и дрожал, и в форме горностая он обернулся вокруг шеи Лиры, пытаясь оттолкнуть ее от смерти. Но, сделав так, он только подтолкнул себя к смерти, и осознав это, он снова прижался к ней, к ее теплой шее и сильному бьющемуся сердцу.

Лира прижала его к себе и в посмотрела прямо в лицо смерти. Она никак не могла вспомнить, что сказала смерть, а краем глаза, видела, как Тиалис, спешно настраивал рудный резонатор.

— Вы — моя смерть, да? — задала вопрос Лира.

— Да, дорогая, — сказала Смерть.

— Вы ведь еще не собираетесь забрать меня?

— Ты хотела видеть меня. Я всегда здесь.

— Да, но… я хотела, да, но…, я хочу попасть в землю мертвых, да. Но не умереть. Я не хочу умирать. Мне нравится быть живой, и я люблю своего деймона, и

… Ведь деймоны не попадают туда? Я видела, что они просто тают, как свечи, когда люди умирают. У людей в земле мертвых есть деймоны?

— Нет, — ответила смерть. — Ваши деймоны исчезают в воздухе, а вы исчезаете под землей.

— Тогда я хочу взять своего деймона с собой, когда пойду в землю мертвых, — твердо сказала Лира. — И я хочу вернуться. Когда-нибудь кто-нибудь из людей возвращался оттуда?

— Такого не было уже очень, очень давно. В конце концов, дитя, ты прибудешь в землю мертвых безо всяких усилий, без риска. Это будет безопасная, спокойная поездка, в компании собственной смерти, твоего близкого и преданного друга, который был около тебя всю твою жизнь, кто знает тебя лучше, чем ты сама…

— Но Пантелеймон — мой близкий и преданный друг! Тебя я не знаю, Смерть, я знаю Пана, я люблю Пана и если он когда-нибудь, если мы когда-нибудь…

Смерть кивала. Она казалась заинтересованной и любезной, но Лира ни на мгновение не могла забыть, кто это был: ее собственная смерть, совсем рядом.

— Я понимаю, что теперь дальнейшее продвижение потребует усилий, — продолжала она более спокойно, — и будет опасно, но я хочу этого, Смерть, правда. И Уилл тоже. Мы слишком быстро потеряли близких, и нам надо еще кое-что сказать им, по крайней мере мне.

— Всем жаль, что они не могут поговорить с теми, кто ушел в землю мертвых.

Почему для вас должно быть исключение?

— Потому, что, — начала сочинять Лира, — есть кое-что еще, что я должна сделать там, не только увидеть моего друга Роджера. Эту задачу возложил на меня ангел, и никто другой не может сделать это, только я. Это слишком важно, чтобы ждать, пока я умру естественным путем, это должно быть сделанно сейчас. Понимаете, ангел приказал мне. Именно поэтому мы прибыли сюда, я и Уилл. Мы должны дойти туда.

Позади нее, Тиалис убрал свой инструмент и теперь сидел, наблюдая как дитя умоляет собственную смерть взять ее туда, куда никто не пошел бы.

Смерть чесала в голове и поднимала руки, но ничто не могло останавить слов Лиры, ничего не могло остудить ее желание, даже страх: она видела кое-что похуже смерти, утверждала она, и она имела право так говорить.

В конце концов смерть Лиры сказала: