Янтарный телескоп

Вообще-то это дэмон делала больно Балтамосу. Сквозь свои сжатые руки ангел смутно видел маленькое зелёное существо: она впивалась и впивалась мощными челюстями ему в ладони. Открой он их хоть на мгновение, и она улетела бы.

Балтамос рук не разжимал.

— Сюда, — сказал он, — за мной. Уходи от леса. Я хочу поговорить с тобой, а здесь говорить нельзя.

— Но кто ты? Я тебя не вижу. Подойди поближе, откуда мне знать, кто ты, пока я тебя не увижу? Подожди, не двигайся так быстро!

Но двигаться быстро было единственной защитой Балтамоса. Стараясь не обращать внимания на жалившую его дэмона, он пробирался по овражку, в котором бежал ручей, перепрыгивая с камня на камень.

А потом он сделал ошибку: пытаясь оглянуться, он поскользнулся и ступил в воду.

— А! — удовлетворённо прошептал отец Гомес, увидев всплеск.

Балтамос тут же убрал ногу из ручья и поспешил дальше, но теперь на сухих камнях за ним оставался отпечаток мокрой ступни. Увидев это, священник прыгнул вперёд и почувствовал в руке пучок перьев.

Он в изумлении остановился: в его мозгу эхом зазвенело слово «ангел». Балтамос, воспользовавшись его замешательством, заковылял вперёд; священник почувствовал, как его сердце снова скрутила жестокая боль и его потянуло за невидимкой.

Балтамос бросил через плечо:

— Ещё немного, только до вершины гребня, и мы поговорим, обещаю.

— Говори здесь! Стой где стоишь, и, клянусь, я тебя не трону!

Ангел не ответил: ему слишком трудно было сосредоточиться. Его внимание и так занимали три вещи: человек сзади, от которого он старался держаться подальше, ручей впереди и дэмон, в бешенстве терзавшая его руки.

А мозг священника работал быстро. По-настоящему опасный противник уже убил бы его дэмона, чтобы сразу со всем покончить; этот же противник боялся напасть.

Помня об этом, он нарочно спотыкался, тихонько стонал от боли и пару раз просил невидимку остановиться, всё время приглядываясь, приближаясь к противнику, оценивая его рост и быстроту движений, пытаясь угадать, куда он смотрит.

— Пожалуйста, — прерывисто сказал он, — ты не знаешь, как это больно, я не могу причинить тебе вреда, пожалуйста, давай остановимся и поговорим.

Он не хотел терять лес из виду. Теперь они были у истока ручья, и он видел в траве едва заметные отпечатки ног Балтамоса. Священник видел каждый дюйм его пути и теперь точно знал, где стоял ангел.

Балтамос обернулся. Священник поднял взгляд туда, где должно было быть лицо ангела, и впервые его увидел: только мерцание воздуха, но, несомненно, это был он.

Ангел всё же был не так близко, чтобы достать его одним движением, к тому же он сжимал дэмона, а это действительно было мучительно и лишало отца Гомеса сил.

Может, стоило приблизиться ещё на шаг-другой…

— Сядь, — сказал Балтамос. — Сядь, где стоишь. Ни шагу ближе.

— Чего ты хочешь? — не двигаясь, сказал отец Гомес.

— Чего я хочу? Я хочу убить тебя, но у меня нет сил.

— Но ты же ангел?

— Какое это имеет значение?

— Возможно, ты ошибаешься. Возможно, мы на одной стороне.

— Нет, не на одной. Я следил за тобой. Я знаю, на чьей ты стороне… нет-нет, не двигайся. Оставайся там.

— Ещё не поздно покаяться. Даже ангелам это позволено. Дай я выслушаю твою исповедь.

— О, Барух, помоги мне! — в отчаянии вскрикнул Балтамос, отвернувшись от священника.

И тут отец Гомес бросился на него. Своим плечом он ударил в плечо ангела, тот, лишившись равновесия, выбросил вперёд руку, чтобы спастись, и выпустил дэмона-насекомое.

Жучиха тут же взлетела, и отец Гомес почувствовал облегчение и прилив сил.

Собственно говоря, к его большому удивлению, это его и убило. Он с такой силой бросился на неясный силуэт ангела и встретил такое неожиданно слабое сопротивление, что не смог удержать равновесие. Его нога поскользнулась, и он по инерции полетел в ручей, и — Балтамос, подумав, что бы на его месте сделал Барух, оттолкнул руку священника, искавшую опоры.

Отец Гомес рухнул в ручей. Его голова с треском ударилась о камень, и он без чувств упал лицом в воду. Холодная вода тут же привела его в себя, но как только он, захлёбываясь, слабо попытался встать, Балтамос в отчаньи, не обращая внимания на дэмона, которая жалила его в лицо, глаза и рот, всем своим небольшим весом придавил голову человека и держал её в воде, и держал, и держал.

Когда дэмон внезапно испарилась, Балтамос отпустил голову отца Гомеса. Человек был мёртв. Убедившись в этом, Балтамос вытащил тело из ручья, осторожно положил на траву, сложил руки священника на груди и закрыл ему глаза.

Потом Балтамос встал; его тошнило, он вконец обессилел, и его терзала боль.

— Барух, — сказал он, — о, Барух, мой дорогой, я ничего не могу больше сделать.

Уилл и девочка в безопасности, и всё будет хорошо, но для меня это конец, хотя на самом деле я умер, когда умер ты, мой любимый Барух.

Через мгновение он исчез.

На бобовом поле сонная от дневного зноя Мэри, услышав голос Атал, не сразу поняла, волнение в нём звучит или тревога. Неужели упало ещё одно дерево? Или появился человек с винтовкой?