Янтарный след

– Одно другому не мешает! – Я прищурилась. – Ты изначально обладаешь этой властью, однако скольких дев ты обольстил! Напомнить? Мне известны они все до одной!

– Тогда ты знаешь, что от каждой из них я получил нечто более важное, чем просто дружба наших бедер.

– Ты только так и умеешь – ради пользы, ради мудрости, ради свершения предреченного! Ты не понимаешь, как драгоценна любовь сама по себе, а ведь это она не дает всей твоей вселенной разлететься на куски! Но что толку спорить? Ни один из нас не станет другим.

– Я все время становлюсь другим. Я изменяюсь каждый день, в этом моя суть.

– Да уж я это знаю! Я видела, как ловко ты сделался женщиной! Куда там Тору, хоть я и надевала на него мой пояс жизни. Кстати, Тор не смог стать владыкой Асгарда из-за того переодевания. А тебе это не помешает? А если асы узнают, что их Всеотец тоже немножечко заслуживает названия мужа женовидного?

Это и было мое заботливо подготовленное тайное оружие. Добиваясь Ринд, он не подумал, что единственный способ подобраться к ее ложу впоследствии будет грозить бесчестьем ему самому.

Он воззрился на меня, вникая в смысл моих слов. Переменился в лице.

– О коварная! – протянул он с насмешкой, не то над своей доверчивостью, не то над моей хитростью. В голосе его слышалось невольное восхищение. – Ты нарочно это подстроила? Думаю, ты сама и заставила меня так сильно желать Ринд, а ее – так упорно мне противиться? И когда я так ошалел, что стал неспособен думать, ты толкнула меня к этому позорному переодеванию, чтобы теперь угрожать мне…

– А ты думал, коварство – только твое оружие? Если будешь упрямиться, все асы скоро узнают…

– Ничего они не узнают, – перебил он меня. – Ты будешь молчать.

– Откуда тебе знать?

Тогда он улыбнулся и заговорил, глядя мне в глаза:

Фрейя-Ингвия, ни слова!
Затвори уста, Ванадис!
Рта плясун лежит недвижно
За оградой из жемчужин.
Как недвижен в поле камень,
Как молчит мертвец в могиле,
Как в ларце закрыто злато —
Фрейя-Ингвия безгласна
Без моей на речи воли.

От первых же слов его я застыла, словно превращенная в дерево. Я не могла шевельнуться, мне отказали все чувства, кроме слуха. Не в силах даже двинуть взглядом, я слушала его напевную речь:

Как, пронзен копьем, висел я
На ветвях, во власти смерти,
Фрея-Ингвия не смеет
Разомкнуть уста без Хрофта.
Как всевластна Хель во мраке,
Что сестра Змее и Волку,
Как она владеет Бальдром —
До погибели всех асов…

Он видел, что его чары на меня действуют; в его низком голосе зазвучало ликование, и он продолжал, налагая на меня оковы именами всех самых грозных сил и самых непреложных законов нашего существования:

Как неслышный шепот бездны
Только уху Хрофта внятен,
Фрейя-Ингвия, твой голос
На замок я запираю.
Как, стеная, поднял руны
Я, паря во мраке смерти,
Так и ты стенать лишь сможешь,
Коль нарушишь волю Тунда…

Все во мне звенело, эхом повторяя его слова. Он узнал мое первое имя. То, которое прикрыто титулом Госпожи. В глубинах Источника Один разглядел истинное имя, и оно дало ему власть надо мной. Этой властью он сковал меня, и я больше ничем не могу ему грозить.

Он взял меня за руку. Я не могла ему помешать.

– Вот видишь, моя дорогая, – ласково сказал он. – Не стоит враждовать со мной. Это не принесет ни пользы тебе, ни радости мне. Ты достаточно умна, чтобы твой разум одолел строптивость и упрямство. Я не хочу раздоров. Ты еще многому можешь меня научить, и мне нужна твоя дружба. Обещай, что не будешь пытаться вредить мне и подрывать мою власть. Я пока еще слишком плохо владею чарами укрощения – помнишь, что случилось с Ринд? Я буду безутешен, если мне придется применить это жестокое средство к тебе.

Среди своих вялых мыслей я не могла найти никакого выхода. Один – сильнейший чародей во вселенной, наложенные им чары не снимет никто другой, да и как я объясню, что случилось? Не стоять же мне до самого Затмения Богов, как безгласная береза возле Источника?

– Если ты пообещаешь быть мне другом, я сниму с тебя эти чары, – он заглянул в мои испуганные глаза. – Если согласна, кивни.

Способность двигаться вернулась ко мне ровно настолько, чтобы выполнить просимое. Говорить же я могла не больше, чем каменное изваяние.

Я кивнула. Оковы неподвижности уже тяготили меня, как настоящие цепи – не столько тело, сколько дух.