Янтарный след

Близ островка рассекали спокойные волны два белых лебедя. Снефрид наблюдала за ними, сидя близ каменной чаши с водой, благо это было одно из самых высоких мест ее пристанища. Будь она мужчиной, возможно, это оказались бы валькирии, прилетевшие купаться; тогда можно было бы подстеречь, когда они примут человеческий облик, утащить их оперение и потребовать выкуп. Но для женщины валькирии не прилетят, наверное, это просто лебеди. Эти птицы бывают весьма задиристы и охотно вступают в драку с человеком, если обнаружат его близ гнезда. Снефрид надеялась, что даже если у них где-то тут гнездо, лебеди все же не полезут на берег, чтобы с нею подраться.

Она уже обошла весь островок и даже немного поспала, выбрав под соснами место, где погуще рос мох, и расстелив плащ. Но больше ей спать не хотелось, оставалось любоваться морем, высматривая, не плывет ли кто. В уступах скалы Снефрид отыскала ровную выемку, похожую на сидение со спинкой, серый камень был красиво расписан бледно-зелеными и сизыми пятнами тонкого лишайника. Сложив в несколько раз плащ, она сделала из него подушку и устроилась не менее удобно, чем на скамье в любом доме. Справа на нижних уступах скалы шумели разлапистые морские сосны, и Снефрид взирала на них сверху, будто повелительница мира. С этого места ей были видны еще три острова, примерно такие же, как этот – гладкие серые скалы в зелени хвои, – но достаточно далеко. Очень легко было вообразить, как там вдруг встанет среди зелени какой-нибудь турс – ростом как сосна, а цветом как камень, – но вообразить там людей не получалось. День был ясный, по голубому небу служанки Фригг разбросали клочья белой шерсти, ровное серо-голубое море играло легкими бликами. Мир не замечал одинокой женщины на голой скале. Снефрид и самой казалось, что ее тут нет, а наблюдает за морем, островами и лебедями какой-то бесплодный дух.

Дух… Снефрид снова подумала о Хравне Черном. Если она его вызовет – что она ему скажет? Пока у нее все хорошо, ее никто не трогает, даже хлеб с салом еще есть. Воды сколько угодно – эту каменную чашу ей за месяц не выпить. Может быть, все обойдется благополучно – Асвард и прочие вывезут викингов в крепость эйстов и вернутся за ней. И они продолжат путь на восток, в Гарды… До встречи с еще одной храброй дружиной, идущей из Гардов на запад с полными мешками сарацинской добычи и с нерастраченной отвагой в сердцах…

Вот будет Один смеяться, если окажется, что Ульвар сын Гуннара, муж, которого Снефрид разыскивает, сейчас где-то среди хирдманов Ормара Короткой Рубахи! Что если он уже после отъезда Рандвера Кабана передумал жить в Меренланде и предпочел присоединиться к отряду, уходящему на запад? Честно говоря, Снефрид удивилась, с чего бы это Ульвар, человек, не любящий сидеть на месте, решил задержаться в такой отдаленной стране, откуда до моря больше месяца пути. К тридцати годам взялся за ум и решил накопить богатство спокойным расчетливым трудом? Снефрид вздохнула – это было непохоже на того Ульвара, которого она знала, но ведь их разделяет четыре года суровых и опасных испытаний! Ульвар, какой он сейчас, ничем не отличается от викингов, которые ее сюда привезли. Может быть, при встрече она с трудом его узнает.

Ветер усилился. Снефрид встала, подобрала плащ и переместилась за сосну. Море быстрее погнало волны, но проливы между островами оставались пустыми. Возможно, близ этих скал годами, а то и десятилетиями не бывает людей – что им здесь делать? Легко было представить, что никто никогда ее здесь не найдет, но она отгоняла пугливые мысли. Она просидела на своем острове всего полдня. О́дин на Одиновом острове провел десять лет. Не хотелось бы застрять здесь на такой ж срок. Снефрид вообразила собственный скелет, выбеленный ветром, что пролежит здесь десять лет; потом буря однажды загонит сюда каких-нибудь других викингов, они найдут его, осмотрят остатки вещей и очень удивятся. Кто-то из них скажет: «Э, да тут была женщина!» А ему ответят: «А ты кого хотел здесь найти – епископа из Санлиса?»

Любопытно, будет ли этот островок когда-нибудь называться островом Снефрид?

Мысли то и дело возвращались к Ульвару, но утешения не приносили. Яснее, чем когда-либо прежде, Снефрид осознала: ее муж теперь совсем другой человек. Ей придется заново с ним знакомиться и заново… учиться его любить. А если не выйдет? Что если она не разглядит в нем того веселого подростка, что когда-то проиграл ей в кости и возил на спине до Асбрандова камня и обратно? Что если викинг, в которого он превратился, вовсе ей не понравится, и ей в голову не пришло бы за него выходить, если бы она встретила его сейчас лишь впервые?

Возможно, он сам все это понял раньше нее. В который уже раз Снефрид вспоминала тот день, когда Рандвер Кабан прибыл на хутор Оленьи Поляны и привез ей вести от мужа – первые за четыре года. «Ульвар просил передать: он решил остаться жить в Мерямаа, в Силверволле, – сказал ей Рандвер. – Мол, он не будет в обиде, если ты будешь считать его как бы умершим и выйдешь замуж заново…»