— Недалеко, если верхом.
Это определенно наводило на размышления. Надо бы поговорить с этим Алексеем. Посмотрим, что он сообщит насчет своего местопребывания вчерашним утром.
Я велел Антону Андреичу постараться ускорить розыск егеря Ермолая, а сам вышел из управления, намереваясь отправиться к доктору Милцу. Тот, по моим расчетам, должен был еще вчера сделать вскрытие тела квартирной хозяйки. И, если ему удалось определить вид яда, которым она была отравлена, это может дать новую зацепку. Яды бывают разные, и многие из них весьма непросто достать.
Едва выйдя на крыльцо управления, я в прямом смысле столкнулся с Анной Викторовной Мироновой. Точно! Не зря я чувствовал, что мне в этом расследовании чего-то не хватает. Как же так, убийство — и без госпожи Мироновой! Не порядок.
Она ойкнула и пошатнулась, столкнувшись со мной. Но тут же мило и приветливо мне улыбнулась:
— Яков Платонович! Добрый день!
— День добрый, Анна Викторовна.
— А Вам удалось узнать, кто этот студент?
Анна, как всегда, переходила к делу без долгих предисловий. И, как всегда, похоже, собиралась вмешиваться в дела полиции. Мне крайне импонировало первое из этих ее качеств. И очень сильно не нравилось второе.
— Пока нет, — ответил я ей, хоть и не слишком охотно. — А почему он Вас так интересует?
— Сама не знаю, — отвела глаза Анна Викторовна, — просто такой молодой, и такая страшная судьба…
Что еще мне в ней очень нравилось, так это ее полное неумение лгать. Делала она это очень редко, крайне неохотно, и с таким немыслимым неправдоподобием, что вызывала у меня самое настоящее умиление. Но не будем обижать барышню недоверием. Полагаю, единственной причиной ее неискренности является то, что она вновь руководствуется своими видениями. И не хочет меня раздражать упоминанием о них.
— А Вы что, — спросил я ее, — уверены, что он только жертва? Явился он туда с явно недобрыми намерениями.
— Нет, — убежденно покачала головой Анна. — Мне кажется, он жертва безвинная.
— Ну, а поговорить Вы с ним не пытались? — решил я слегка ее поддеть.
Анна моей иронии не поняла, ответила на полном серьезе:
— Да пытаюсь! Но он не приходит!
Равнодушие духа явно обижало ее и расстраивало. Я не удержался от улыбки:
— Не приходит?!
Вот теперь она заметила мою насмешку. Рассердилась и обиделась одновременно:
— Яков Платоныч! Бросьте Ваши шутки! Дело серьезное!
— Более чем, Анна Викторовна, — произнес я, садясь в экипаж, — и, с Вашего позволения, я продолжу им заниматься. Честь имею!
Я уехал, а она осталась смотреть мне вслед, расстроенная. Разумеется, я понимал, что она не оставит так просто свои затеи. И, стоит мне скрыться из виду, немедленно побежит и допросит с пристрастием Коробейникова. И он, разумеется, все ей расскажет. Но ничего страшного я в этом не видел. Во-первых, мы и в самом деле пока практически ничего не знаем. А во-вторых, пока Анна Викторовна беседует с духами, она в полной безопасности. И я готов сам сообщить ей имя студента, когда узнаю. Пусть вызывает и мучает его своим любопытством. Лишь бы не гонялась за преступниками, подвергая себя опасности.
Доктор Милц, увы, не сообщил мне ничего интересного. Квартирная хозяйка и в самом деле была отравлена. Но яд был самый обычный, доктор определил его с легкостью. И достать его особой сложности не представляло.
С Алексеем Елагиным я тоже побеседовать не смог. От Гусятниковых он уехал, но домой пока не возвращался. Отсутствовала где-то по делам и его матушка. В общем, день прошел почти впустую.
Вечером того же дня я ужинал в ресторации в обществе Виктора Ивановича Миронова.
— Спасибо, Виктор Иванович, что откликнулись на мое приглашение, — начал я разговор, когда мы после ужина перешли к вину.
— Всегда рад, Яков Платоныч, — любезно ответил Миронов. — Ну так, чем могу?..
— Расскажите, — попросил я его, — что же на самом деле тогда случилось с Елагиным-старшим? Хочется узнать правду, так сказать, из первых уст.
Виктор Иванович охотно кивнул. Похоже, он ожидал, что я стану расспрашивать его именно об этом:
— Дело в том, что на той охоте Елагин по роковой случайности убил человека. Непроизвольный выстрел.
— Тогда его должны были судить! — изумился я.
— Да, но судебного хода делу тогда не дали, — пояснил Миронов. — С семьей жертвы удалось договориться по-хорошему. Им заплатили солидные откупные, и они тут же уехали.
— Деньги решают многие проблемы? — я поморщился и глотнул вина.
Виктор Иванович, видимо, понял мое раздражение и заметил:
— Вряд ли близким жертвы было бы легче от того, если бы Елагина судили. Девочку бы это не вернуло. А Елагин, видимо, сам себя судил и сам себя казнил.
— Вы сказали, девочку?
— Да, — вздохнул Миронов. — Дочка крестьянина из соседней деревни, двенадцати лет.
Что ж, здесь вряд ли можно было разыскать мотив. Сомневаюсь, что погибшая пять лет назад дочка крестьянина могла быть как-то связана со студентом из Петербурга. Да и история самоубийства Елагина на почве раскаяния казалось мне правдоподобной и непротиворечивой. Похоже, события пятилетней давности все же не имели отношения к нашему делу.