Первой, кого я увидел, придя в управление на следующее утро, была Анна Викторовна Миронова. С рассвета она меня, что ли, тут дожидалась? Выглядела она расстроенной и взволнованной. Похоже, барышню посетил дурной сон, и она хотела немедленно со мной им поделиться. Увидев меня, она немедленно поднялась мне навстречу:
— Яков Платоныч! Я видела убийцу! Этот человек был в капюшоне…
Вот нет у меня других забот, как девичьи сны выслушивать.
— Во сне, я полагаю? — перебил ее я насмешливо. И весьма невежливо попытался удалиться в кабинет, оставив ее в коридоре. Но не тут-то было!
— Да как Вам угодно будет! — сообщила моей спине Анна Викторовна с некоторым вызовом в голосе. — Но я знаю, как это произошло!
Я остановился. Проще ее выслушать, на самом деле. Все равно она найдет возможность донести до моего сведения свое мнение. В крайнем случае, изловит Коробейникова и расскажет ему. А уж он придумает, под каким соусом подать мне сей материал. Так что чем скорее я выслушаю то, что она хочет сказать, тем скорее она покинет полицейское управление, где ей вовсе не место.
Я повернулся и посмотрел на Анну Викторовну ожидающе, давая понять, что готов услышать ее слова. Ободренная моим взглядом, она сделала шаг вперед и выпалила:
— Это была дуэль!
Боже, дай мне терпения! И она туда же! Вот ведь они с Коробейниковым пара романтиков.
А Анна тем временем продолжала:
— Первым стрелял студент. Убийца стрелял в ответ. К сожалению, я лица не разглядела…
— Вас разбудили? — не удержался я от улыбки.
Ситуация, в которой я на полном серьезе выслушиваю сны юной девы о моем расследовании, забавляла меня несказанно. Но Анна Викторовна, разумеется, не поняла, что смеюсь я над самим собой, и, как всегда, обиделась:
— Бросьте Вы ваши шутки!
Я смутился. Вовсе я не собирался ее обижать, просто в ее присутствии я не всегда мог контролировать свою улыбку. Я попытался исправить ситуацию:
— Простите, но Вы же сами…
— Это определенно была дуэль! — перебила меня Анна с жаром.
— Ну что же Вы все с этой дуэлью! — вздохнул я обреченно.
И тут наш разговор прервал вбежавший в управление Ульяшин:
— Прощения просим-с, Яков Платонович! Срочное дело! Егерь объявился. Экипаж ждет.
— Прошу прощения, — поклонился я Анне Викторовне.
Пусть, если хочет, остается и дожидается Коробейникова. Он будет счастлив поддержать версию дуэли.
И я покинул управление вслед за Ульяшиным.
— Он с утра в лавку за патронами пришел, — рассказывал мне по дороге Ульяшин, — а лавочник сынишку отправил. Я ему вчерась еще наказывал, мол, как только егерь появится, сразу сообщи!
— А я думал, — сказал я несколько удивленно, — что он уже далеко отсюда. Никто его не слышал, не видел.
— Егерь осторожный, это верно, — ответил Ульяшин, — но вот куда ему без патронов-то?!
— И где он теперь?
— В лесу его обложили, вот только взять осталось! — азартно стукнул по колену Михаил Иваныч. — А он, опять же вот, патронов прикупил!
Понятно. Бравые городовые обложили егеря в лесу, как дикого зверя. И, как зверя, с удовольствием пристрелят при первом намеке на сопротивление. Вот только я этого допустить никак не могу, мне он живым нужен.
Мы подъехали к месту, и я выпрыгнул из коляски. В первую очередь мне нужно притормозить ретивых городовых. Крикнул во всю мощь глотки:
— Не стрелять!
Надеюсь, они услышат и выполнят приказ. А еще надеюсь, что меня услышит и Ермолай. Я тут кое-что поразузнал о нем и теперь точно уверен, что человек он далеко не глупый. И, надеюсь, договороспособный.
Следуя указаниям рассыпавшихся по лесу городовых, мне удалось обогнать егеря и встать у него на пути.
— Не дури, Ермолай, — крикнул я ему и прицелился.
Он остановился и навел на меня ружье:
— Брось револьвер!
— А вот это вряд ли, — усмехнулся я.
Мы стояли друг напротив друга. У него было открытое, честное лицо. И смотрел он мне прямо в глаза.
— Я не промахнусь — пригрозил Ермолай. — Мне терять нечего.
Но я по глазам видел, он не выстрелит. В крайнем случае, пальнет под ноги, чтобы внимание отвлечь, и попытается скрыться. Но тогда городовые мгновенно изрешетят его, несмотря на мой приказ. А этого я допустить не могу. Да и не хочу. Так что буду уговаривать, деваться некуда.
— А что дальше? — спросил я его. — Дальше-то что? Не уйти тебе.
— Ну, это мы еще поглядим! — с вызовом ответил егерь.
— Ну так стреляй! — предложил я ему. — Только наверняка. А то ведь я тоже не промахнусь.
Он смотрел на меня и пытался принять решение. Палец аккуратно оглаживал курок. Но я видел, стрелять ему не хочется. Но и сдаваться тоже боязно.
— Ну, хватит, — сказал я ему уже спокойно, — опусти ружье.
Со всех сторон к нам бежали городовые. Видно, не выдержали у ребят нервы любоваться, как начальник стоит под прицелом. Ну хоть не стреляют, спасибо и на этом.
— Ты же не убийца! — продолжал уговаривать я Ермолая. — А то, что со студентом произошло, так мы разберемся.
И крикнул в сторону городовых:
— Не стрелять!
Так, на всякий случай, вдруг забыли за нервотрепкой. И чтоб Ермолай был уверен, что я его смерти не хочу.
Он оглянулся на городовых, окруживших нас со всех сторон. Взгляд его стал затравленным: