Забавляли меня эти отсылки к «торговым делам». Упоминал их Молчалин каждый раз таким тоном, будто о тайне военной говорил, которая меня не касается, и знать которую я права не имею. Ошибаетесь, господин Молчалин. Если заинтересуют меня ваши торговые тайны, вы мне их выложите тут же. Только вот интуиция мне подсказывает, что они тут вовсе ни при чем:
— Что-то Вы скрываете от меня, господин Молчалин.
Он подобрался весь, стал переставлять вещи на прилавке, изображая занятость:
— Не понимаю вас.
Ишь, как нервничает. Аж руки дрожат. Пожалуй, он послабее Прохорова будет. И если еще надавить, может, что и расскажет.
— Ваш друг, Курехин, повесился. Его дочь убита. И что-то мне подсказывает, что это не последнее несчастье.
Молчалин отвел глаза и расстроено развел руками:
— На все воля Божья.
Знает, точно знает. Почему же молчит? Его запирательство меня раздражило настолько, что я позволил себе повысить тон:
— Да очнитесь Вы! Что с вами случилось? Трое друзей, трое компаньонов. Всю жизнь вместе. А здесь — один повесился, а двое других готовы задушить друг друга?
Тут в разговор вмешалась барышня-клиентка, о которой я вовсе позабыл:
— А что, неужто Вы Катьку Прохорову в тюрьму упечете?
Спасибо, барышня, вовремя реплику подбросили. Вот и еще один рычаг давления на Молчалина образовался:
— Ну, почему же только Катю? Соня Молчалина тоже под подозрением. Вы же понимаете это, Захар Петрович? — обратился я к Молчалину.
Молчалин, вовсе бледный уже, начал истово креститься на образа:
— Господи, спаси и сохрани, убереги душу невинную!
Надо же, набожный какой у нас ростовщик-то!
— Да не с Господом, со мной Вам нужно разговаривать.
— Не богохульствуйте! — возмутился Молчалин.
— Я хотел сказать, что только я смогу Вам помочь.
И оставив Молчалина в расстроенных чувствах, я удалился. Теперь ему надо дать время подумать. Возможно, одумается и все расскажет. Что же за тайна у них такая, что даже убийство девочки и угроза собственной дочери не заставила его открыться? И ведь напуган он, дальше некуда, я же вижу! И не только мной, еще чем-то! А ну как новые жертвы будут? Что за люди! Неужели их тайны могут быть дороже жизни ребенка?!
И я отправился в управление. Может быть, хоть там появились какие-нибудь новости, могущие пролить свет на эту загадку.
В управлении меня ожидали такие новости, что я едва удержался, чтобы не убить Коробейникова. Послал, называется, помощника, проводить барышню, дабы оградить от неприятностей! В результате эта парочка полезла ночью в заброшенный дом, где произошло убийство. Там на них напал какой-то человек, которого Антон Андреевич еще и упустил потом. Да к тому же выяснилось, что этот человек зачем-то выяснял у местного дворника, где живет Анна Викторовна. И Коробейников в попытке проявить бдительность еще и переполошил среди ночи все семейство Мироновых. Впрочем, последнее, возможно, и не так плохо. Возможно, Виктор Иванович встревожится и станет лучше за дочерью смотреть, а то ее ночные прогулки Бог знает, чем могут закончиться.
Читать нотации Антону Андреевичу я не стал. Бесполезно. И так понятно, что инициатива в ночном посещении места убийства принадлежала Анне Викторовне. А он ни в чем отказать ей не может, ко льву в пасть полезет по ее желанию, не то что в заброшенный дом. Ладно, надеюсь, барышня Миронова испугалась достаточно сильно, и это хоть на время отбило у нее страсть к авантюрным приключениям. А мы пока допросим дворника, который явно замешан в этой истории. Хоть какой-то бонус с ночных приключений.
Дворник на допросе вел себя спокойно, расслабленно даже. Даже на «ты» перешел панибратски. Коробейников, знакомый ему еще по вчерашнему вечеру, явно не внушал ему опасений. Что ж, для опасений есть я:
— Антон Андреич у нас лицо государственное. Так что ты ему не тыкай! Говори, кто к тебе вчера приходил!
Подействовало. Испугался, аж на вытяжку встал. Шапку мнет. Но правду пока говорить не собирается:
— Да приходит тут один, водки выпить…
— Не знаешь, с кем водку пьешь?
Заметался, сердешный, аж задышал тяжело со страху:
— Не знаю! Весь город говорит об этом убийстве, вот и мы поговорили!
— Яков Платоныч, — вмешался в разговор городовой, который в это время как раз обыскивал соседнюю комнату, — вот, под половицей нашли.
Однако. Деньги, и немалые. Откуда бы у дворника такие деньги-то?
— Наследство получил?
Дворник совсем с лица спал, трясется. Я подошел к нему в плотную, чтоб еще усилить давление:
— За что он тебе платит?
Тот молчал. Трясся, но молчал, гад. Добавим:
— Ты барышню убил?!
Дожал я его-таки. Взметнулся, бородой затряс, аж взвыл:
— Не убивал! Не убивал я!!!
— А кто убил, говори!
— Не знаю, не видел!
— А этот твой приятель? За что он тебе деньги заплатил?!
Заюлил, глаза отводит. Сейчас опять соврет.
— Как Курехин-то повесился и вдова съехала, он тут и появился. Говорит, барахлишко ненужное забрать. А кому оно нужно, ненужное? Деньги большие обещал!
Точно, соврал. Ох, как они мне все надоели, с глупыми их тайнами, с наивными попытками меня провести: