Яд и Меч

Старик пропал глазами в книге, однако Юлиан не отставал. Ему не нравилось это таинственное проишествие, и следовало разобраться в произошедшем, хотя бы отчасти.

— Я хочу еще кое-что спросить у Вас, учитель…

— Что же? — Вицеллий недовольно отвел глаза от книги, уже другой, «Генеалогии Сатрий-Арая, с 1000 по 2000 годы».

— А куда вы использовали противоядие от Зиалмона? Когда я упаковывал яды и противоядия, то заметил недостачу.

Мало кто знал о Зиалмоне, он же Черный корень, потому что растеньице, в общем-то, было весьма обычное. С лежачим разветвленным стеблем, небольшими вытянутыми листочками темно-зеленого цвета и очень черным корнем. Горное растение, произрастающее исключительно на западе от королевства Нор’Мастри, было редким, но неизвестным и никому не интересным. Однако, это простенькое растение состояло в родстве с Ксименом из гор на Севере и имело влияние на Старейшин. Действовало оно ярче, сильнее и быстрее, чем Ксимен, и не чувствовалось в крови человека.

Именно смесью Зиалмона отравил свои ладони Вицеллий, когда подавал руку Мариэльд де Лилле Адан.

— Я уронил склянку, когда перекладывал в другую ячейку. Нужно будет докупить у травника в Элегиаре. Изыскал тут проблему, называется, склянку я, видите ли, разбил…

Вицеллий поморщился, и, в подтверждение своих слов, потянулся трясущимися пальцами к суме у бедра, извлек оттуда граненый бутылек с лекарством для сердца. Юлиан нахмурился, но смолчал. И хотя ему казалась череда таких совпадений чрезвычайно странной, причин врать у старика не было. Зиалмон можно было использовать с пользой лишь на Мариэльд и Юлиана, однако у Юлиана развилась невосприимчивость после ежедневного употребления малых доз, а матушка, целая и невредимая, уже была на пути в Лоракко.

Встретил гостей Олентьюк молча. На тракте, ведущем в Детхай, по весне всегда проезжали сонмы паломников, аристократов, гонцов и коробейников. Поэтому, не распространяясь о том, кто они, четверо вампиров переночевали на уютном постоялом дворе и утром, когда солнце приласкало мокрый от ночного дождя город, двинулись дальше.

Фийя и Кайя от скуки быстро нашли общий язык и без умолку болтали. Трещали обо всем: о славной погодке, о вязании крючком, о вязании спицами, о стирке застарелых пятен с арзамасовой ткани, о том, как верно плести косы, а как — неверно, о женских днях, о мужских характерах. И хотя хихикающие айорки держались поодаль от господ, чуткий ко звукам Юлиан временами мрачно поглядывал назад. Он уже подустал от пустого щебетанья, но терпел. Никто не виноват, что у Старейшин такой хороший слух.

Отряд двигался по тракту на Юг, оставляя позади ухоженные деревеньки с полями, где зеленела рожь, и плантациями винограда. По правую руку над людьми высились хребты Аше, которые постепенно мельчали, пока и вовсе не исчезли. За Олентопией берега и море слились вместе, но берег здесь был неудобный, рваный, подставленным всем ветрам и бурям. То ли дело Ноэль — укрытый в сокровенной и мирной бухте, где капитаны находили убежище даже в жуткий шторм. В Детхае горная гряда Аше вновь изрезала кромку взморья, пропадая лишь в Золотом Ноаме.

* * *

За пять дней пути крохотный отряд добрался до границы и, находясь в пограничном городе Тальес-на-Каларье, Юлиан, когда лежал в постели в обнимку с Фийей, начал объяснять.

— Фийя. Слушай меня, — шептал мужчина и гладил в ночи худенькое тело айорки. — Завтра мы попадем в Детхай. Там уже не существует понятия «Айор», а в Зунгруне — самый большой западный рынок рабов.

— Да, тео Юлиан. Мою же матушку, когда она была беременна мной и Адой, Ваша матушка купила в Зунгруне, — Фийя похлопала глазками, не понимая, к чему все идет.

— Да, но ты всю жизнь прожила айоркой, а не рабыней, Фийя. С завтрашнего дня не отходи от меня ни на шаг. Это во-первых…

— Но я же и так не отхожу.

— А кто в Олентопии убежал утром на рынок без меня, а?

— Так сандалии порвались, тео Юлиан. Пришлось искать ремешки.

Послышался тяжелый вздох. По нахмуренному лицу Фийя поняла, что сказала что-то не то, и густо покраснела, затем уткнулась личиком в грудь мужчине и спряталась от укоряющего взгляда, виновато засопела. Это подействовало, как обычно. Снова послышался вздох, уже более спокойный.

— Так… — произнес мужчина. — Никаких покупок, вообще не покидаешь меня ни на минуту и никогда, поняла? Это во-первых. А во-вторых, если все-таки что-то произойдет, то скажи, что ты — моя спутница и любовница. Спросят, свободная ты или рабыня, говори — свободная.

— Но я ведь айорка…

— Свободная! — уже чуть громче и суровее изрек Юлиан и сдвинул брови на переносице, где бледнел небольшой шрам. — Если ты что-то сделаешь не то, то на тебя не обрушится кара. На Юге стража за нарушение законов вправе наказать любого, по их мнению, осмелевшего раба, даже чужого, серией плетей. Хорошо?

— Да…

— Ты точно все поняла?

— Конечно, тео Юлиан.