Читаем Яблоко от яблони полностью

По прибытии группы разразился скандал. Директор картины, одержимая высоким порывом экономии безмерно растраченных средств, решила «уплотнить» расселение и впихнуть всех в один отель. В благостном припадке было отдано распоряжение селить по двое в одноместные номера, а от «Терезии» отказаться.

– Алексей Злобин, выписывайтесь из «Терезии» и подселяйтесь к Олегу Юдину.

Мне почему-то эта идея не показалась блестящей:

– Это невозможно.

– Почему же?

– Простите, но если весь коллектив настолько безнадежно сплотился, что готов спать в обнимку, то я не решаюсь нарушить эту идиллию своим присутствием.

– Прекратите ерничать, Алексей, и подчиняйтесь общим решениям!

– Это каким же?

– Будете жить с Юдиным.

Я вспомнил долгие ночи на картине Сокурова «Молох», когда до неприличия умный Олег часами читал наизусть Бродского. Взглянул на Олежку и не увидел в его взоре особого счастья – у него теперь иные интересы, не предполагающие ночного соседа в моем лице: он стремительно худел от изматывающей работы и захватывающего романа, или наоборот, одним словом, ему ну совсем не до меня. «Спасай!» – кричал его высокообразованный взгляд.

– Простите, – сказал я директору, – во-первых, я страшно храплю, во-вторых, Юдин все время будет читать вслух Бродского, а это невыносимо, и в-третьих, у него в номере двуспальная кровать.

– Раздвинем.

– Не раздвигается, я уже посмотрел.

– И что, мы из-за вас одного будем оплачивать целый отель?

– Нет, почему же, я вот Таню Деткину с собой возьму – в соседнюю комнату, а вниз поселим Славу Быстрицкого – к нему как раз жена приезжает.

– Вы здесь не распоряжайтесь, я сказала – к Юдину, значит, к Юдину.

– Марина, простите, Сергеевна, – опасно повышаю тон, – если я с кем-то и буду жить в одной комнате на четвертом месяце экспедиции, то, поверьте мне, уж не с Олегом Юдиным.

– А с кем, позвольте полюбопытствовать?

– И полюбопытствуйте, отвечу, – с вами! Другие варианты не рассматриваются. Либо заселяем «Терезию», разгружая Петровицы, либо у нас начнется смертельная для обоих личная жизнь.

– Имейте в виду, Алексей, что «Терезия» у нас проплачена только на неделю, а дальше будете жить, где я вам скажу.

– Дальше – поглядим, Марина Сергеевна.

В результате в маленьком раю с нежным именем «Терезия» поселились четверо: наверху, по коридору налево, – печальная и задумчивая режиссер Таня Деткина, по коридору направо – я, на первом этаже – механик Слава Быстрицкий, ожидающий из Москвы жену, и стедикамер Антон.

Он уже месяц ждал своего съемочного дня, а тот никак не наступал. Стедикам – это такая штука для съемок с рук, на стедикамере жилет с пристежками, к которому скобой крепится камера. В общей сложности оператор стедикама таскает на себе килограмм пятьдесят дорогостоящего железа. Поэтому у них самые дорогие смены, и вызывают их только в день съемок, но когда у Антона будет день съемок, никто не знает. Под кроватью пухнет чемодан денег, Антон ночами сидит в баре, а днем спит на площадке.

По случаю дня рождения я обрился наголо и надел синий комбинезон, который подарила мне Шарка.

Подошли к сложнейшим кадрам – освобождение барона Пампы из «Веселой башни»: Румата бьется с охранниками, Пампа прыгает на коня и скачет к воротам, Румата кричит вслед, что там лучники, бросается догонять барона, падает в лужу, встает – но ворота за Пампой уже захлопнулись.

Драку должен был снимать Антон. На бревенчатом помосте он поскользнулся и упал на камеру. Потом плакал. Его и винить нельзя – репетировал на сухом помосте, который перед съемкой облили водой.

В конце смены у пиротехника никак не горел костерок, и я суетился рядом, помогая, прежде чем крикнуть: «Можем!»

– Можем? – спрашивает Герман от монитора.

– Нет еще, минуту!

А день уходит, а костерок не горит.

– Можем?

– Нет, не можем, я скажу, когда…

Герман выходит из палатки и орет:

– Что это за синяя залупа не дает мне снимать?

Я в недоумении оглядываю площадку, костерок загорается, прячусь, кричу в мегафон:

– Можем!

После команды «стоп» Алексей Юрьевич объявляет:

– Всем спасибо, простите, если кого обидел.

Вечером справляли день рождения, за большим столом в каминном зале «Терезии». Кто-то ходил в сауну, кто-то купался в бассейне. Потом все мотанули на дискотеку, оставив меня с горой посуды. Я почувствовал, что такое умереть: полный дом гостей и никто из них тебя не видит.

Наутро директор Марина Сергеевна сообщила, что оплата «Терезии» закончена и мне следует «уплотнить» Олега Юдина. Я пошел к Ирине, продюсеру с чешской стороны.

– Ирина, сколько стоит половина одноместного номера в гостинице «Петровицы»?

– А в чем дело?

– Могу я снять какое-то жилье на эту сумму? Видел кучу объявлений, что сдаются комнаты.

И мне сняли дом.

Задумчивая и грустная режиссер Таня Деткина пошла за мной с чемоданом книг и поселилась на первом этаже. Она тоже была в режиссерской группе – училась у Германа на высших курсах, а он считал своим долгом провести студийцев через площадку, чтобы практиковались.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное