«Я» значит «Ястреб»

Мне и раньше приходилось заниматься подзывом ястребов, но с Мэйбл все складывалось не так, как всегда. Я стояла, подняв руку, и насвистывала мелодию, что означало: «Пожалуйста, лети сюда. Здесь тебе будет хорошо. Лети ко мне. Не обращай внимания на огромные тучи, на ветер, который треплет за тобой деревья. Смотри на меня и никуда не сворачивай». Я слышала, как бьется мое сердце. Видела, как Мэйбл сначала пригибалась, а потом взмывала в воздух. Оставив присаду, она мчалась ко мне, и я, затаив дыхание, следила за ее полетом. Она все еще летала со шнуром, но я все равно боялась, как бы не случилось какого-нибудь недоразумения. Вдруг она отклонится от курса, испугается и умчится от меня навсегда. Но крылья, рассекающие воздух, несли ее прямо ко мне, и удар когтей, опустившихся на перчатку, всякий раз казался мне чудом. Настоящим чудом. Он означал: «Мне здесь нравится. Меня совсем не тянет в небо, в леса и поля». Ничто так не утешало мое измученное сердце, как возвращение птицы. Однако теперь становилось все труднее понять, где мое сердце, а где ястреб. Если птица сидела на расстоянии двадцати шагов по ту сторону поля, то часть меня неизменно была рядом с ней, словно кто-то перенес туда мое сердце. Мне вспомнилась фантастическая трилогия Филипа Пулмана «Темные начала», в которой у каждого персонажа есть свой деймон — животное, представляющее реальное воплощение души героя и сопровождающее его повсюду. Разлученные со своим деймоном люди испытывают боль. Эта книжная вселенная очень напоминала мою собственную. Если у меня на руке не было ястреба, я сразу чувствовала, что мне чего-то не хватает: мы стали частью друг друга. Горе, вызванное смертью отца, привело меня к ястребу, и этим объяснялась такая странность восприятия действительности. То, что птица прилетит ко мне, было так же очевидно, как падение предметов под действием силы земного притяжения. Словно возвращение ястреба на руку есть часть заведенного порядка вещей. Эта уверенность так глубоко укоренилась в моем мозгу, что, когда в ходе дрессировки что-то пошло не так, рухнул и порядок вещей.

Мэйбл радостно и уверенно поднялась в воздух с кулака Кристины. Я следила за ее подлетом и ждала, полная счастливого предчувствуя, как она – шлеп! – опустится на мою перчатку. Но этого не произошло. Вместо того, чтобы сесть, она выпустила лапу, схватила когтями пищу и быстро пронеслась дальше, прочь от меня. Я почувствовала, что она чем-то недовольна, что она не получила желаемого. И еще я почувствовала, что произошедшее испугало ее и теперь она торопится улететь, чтобы избавиться от страха и от меня. Крепко сжимая шнур, я побежала следом, натягивая бечевку, пока не заставила птицу сесть на землю – хохолок у нее поднялся, крылья широко раскинулись, лапы уперлись в дерн. Но стоило протянуть ей руку, как она сразу же села на нее, словно ничего не произошло.

– Наверное, ее что-то испугало, – сказала я Кристине. – Давай попробуем еще раз.

Мэйбл снова быстро пролетела над самой землей, снова схватила мясо с перчатки и пронеслась дальше. И вновь мне пришлось ее посадить.

– Почему она так делает?

– Не знаю. Не понимаю.

Такого раньше не случалось. На протяжении нескольких лет мне приходилось иметь дело с ястребами, которые не обращали на меня внимания. Ястребами, которые поворачивались ко мне спиной. Ястребами, которые летали нехотя, плохо или вообще отказывались летать. Но я не беспокоилась. Дело в том, что они еще не набрали полетный вес, и исправить положение было нетрудно. Но сейчас ситуация выглядела иначе. Птица явно намеревалась долететь до меня, но в последнюю секунду почему-то боялась опуститься на перчатку. Мне ничего не приходило в голову. Решила позвонить Стюарту.

– Ума не приложу, в чем дело. Может, я мало ее приручала? Или она набрала слишком большой вес? – Я оказалась в тупике, как ребенок. – Что мне делать?

Стюарт долго молчал, потом, глубоко вздохнув, спросил:

– Ты ее кормишь цыплятами?

– Да.

– Перестань. Пока они для нее слишком калорийны. Все будет в порядке, она уже почти готова. Просто перейди на кроликов. Ей хуже не станет, а проблема разрешится.

Вся оставшаяся у меня вера в этот мир зиждилась на желании ястреба лететь ко мне. И вдруг оказалось, что птице страшно опускаться на мой кулак – она мне не доверяет – и у меня не хватало слов объяснить Стюарту, как это страшно. Я поблагодарила его – у человека попросили совета, и он его дал. Объяснил все просто и понятно. Вот в чем твоя проблема. Вот как ее надо решить. Но я ему не поверила. Не может быть, что дело в пище. «Наверное, я поступила как-то неправильно, – думала я. – Сделала что-то ужасное».