«Я» значит «Ястреб»

Я понимаю, почему это происходит. Поначалу клобучок помогал ей спрятаться от мира, но теперь, когда она решила, что я не причиню ей вреда, он мешает смотреть, а она хочет видеть все. И вот, обиженная и расстроенная, птица поднимает одну ногу, потом вторую и смотрит по сторонам, думая, куда бы улететь. Ее настроение передается и мне. Сердце у меня в груди стучит тяжело и неровно. Я потеряла способность исчезать. Пытаюсь отстраниться от происходящего, прислушиваясь к репортажу о крикете, который передают по радио, но не могу понять, что говорит комментатор. Единственное, что получается, – это переключить свое внимание с несчастного ястреба на клобук у меня в руке. Да и птица тоже думает только о нем.

Помню, как я достала этот клобучок из сумки, когда искала ручку перед семинаром в университете несколько месяцев назад.

– Что это? – спросила коллега.

– Клобучок для ястреба, – ответила я, не поднимая глаз.

– Вы принесли его, чтобы показать?

– Нет. Он просто лежал у меня в сумке.

– Но мне можно посмотреть?

– Конечно. Посмотрите.

Она взяла клобук, как завороженная.

– Какая удивительная вещь, – сказала она, сведя брови под прямой челкой. – Его надевают ястребу на голову, чтобы он вел себя тихо, да?

Она посмотрела внутрь. Вырезанная по форме птичьей головы кожа была прошита тонкой, с волосок толщиной, ниткой. Вывернув клобук наизнанку, коллега стала рассматривать вырезанное под углом отверстие для ястребиного клюва, оплетенный турецкий узел, за который клобук держат, и две длинные стяжки сзади, с помощью которых его развязывают и завязывают. Потом благоговейно положила его на стол.

– Какое красивое изделие, – сказала она. – Как туфелька «Прада».

С этим не поспоришь. Клобук действительно был одним из лучших. Его сделал американский сокольник Дуг Пинео, и он почти ничего не весит. Несколько граммов. Всего-то. Эта его удивительная легкость на фоне тяжести в моем сердце заставила меня пошатнуться. Закрываю глаза и вижу множество клобуков: современные американские клобуки, такие, как этот; более свободные бахрейнские клобуки из мягкой козьей кожи для перелетных балобанов и сапсанов; сирийские клобуки, туркменские, афганские, изящные индийские клобуки из змеиной кожи для туркестанского тювика и ястреба-перепелятника; огромные клобуки для орла из Средней Азии; французские клобуки шестнадцатого века, вырезанные из белой лайки и расшитые золотой нитью, с нарисованным гербом. Их придумали не европейцы. Франкские рыцари научились пользоваться клобуками у арабских сокольников во время крестовых походов, а обоюдное увлечение охотой с ловчими птицами сделало ястребов в тех войнах политическими пешками. Когда белый кречет испанского короля Филиппа I сорвался с должика во время осады Акры и улетел за крепостные стены, король направил своего посла в город с просьбой вернуть птицу. Саладин отказался, и тогда Филипп отправил второго посла в сопровождении трубачей, знаменосцев и герольдов с предложением тысячи золотых. Был ли кречет возвращен? Не помню. Имеет ли это значение? «Не имеет, – думаю я злобно. – Они уже все умерли. Давно умерли». Представляю себе Саладина, который сажает королевского сокола на собственную руку и закрывает ему глаза кожаным клобуком. Он принадлежит мне. Он мой. Думаю о клобуках как о фетишах. О давних сражениях. Думаю об иракской тюрьме Абу-Грейб. Рот, полный песка. Насилие. История и ястребы. Птичьи клобуки, так похожие на капюшоны на головах пленников. Идея лишить кого-то возможности видеть, чтобы успокоить. Это в твоих же интересах. Поднимающаяся тошнота. Чувствую, что теряю почву, мокрый песок уходит из-под ног. Не хочу вспоминать фотографии пыток, когда пленным надевали на голову капюшон, а руки обматывали проволокой, не хочу думать об их невидимом враге, который в этот момент держит фотоаппарат, но они возникают в моем воображении, и слово «капюшон» обжигает мне рот. «Бурка» – это «капюшон» по-арабски. Капюшон. Клобук.