«Я» значит «Ястреб»

Пока я сижу и с удовольствием кормлю птицу кусочками мяса, мне приходит в голову, как надо ее назвать. Мэйбл. Это имя происходит от латинского «amabilis», что значит «любимая» или «дорогая». Старинное, немного глуповатое имя, совсем не модное. В нем есть что-то бабушкино: кружевные салфеточки и чаепития. У сокольников есть поверье, что способности ястреба обратно пропорциональны свирепости его клички. Назовите ястреба Малышом – и он станет грозным охотником; назовите его Спитфайром или Киллером – он скорее всего вообще откажется охотиться. Уайт сокращенно назвал своего тетеревятника Тет, но добавил уйму других мрачно-величественных имен, которые многие годы заставляли меня в раздражении закатывать глаза: Гамлет, Макбет, Стриндберг, Ван Гог, Астур, Ваал, Медичи, Родрик Ду, Лорд Джордж Гордон Байрон, Один, Нерон, Смерть, Тарквиний, Эдгар Аллан По. «Подумать только! – удивленно и несколько презрительно думала я. – Надо же назвать ястреба-тетеревятника пусть даже одним таким именем! Но теперь этот список я вспоминала просто с грустью. Моей птице нужна была кличка, такая же далекая от этого жутко долгого перечня, как и от идеи смерти. «Мэйбл». Я произношу это слово вслух и смотрю, как она на него реагирует. Мои губы выговаривают имя: «Мэйбл». И в этот момент я вдруг осознаю, что у всех тех людей за окном, что идут в магазин, гуляют, едут на велосипеде, возвращаются домой, едят и любят, спят и видят сны – у всех них есть имена. И у меня тоже. «Хелен», – произношу я. Как странно оно звучит. Ужасно странно. Я кладу очередной кусочек мяса на перчатку, и ястреб, наклонившись, его съедает.

Глава 10 Тьма

В пустую рюмку он наливает себе еще виски и размышляет о событиях прошедшего дня. Он свободен, но сам довел себя до состояния сумасшествия. Безумец. Как минимум, человек, страдающий приступами умопомешательства. Направив вниз свет керосиновой лампы, он опускается в кресло и с мрачным видом перечитывает свой бюллетень, посвященный результатам дрессировки ястреба-тетеревятника.

«6.15 – 6.45. Ходил с ястребом + ходил вокруг ястреба, протянув ему кроличью ногу, а он рвался и хлопал крыльями, как только я подходил слишком близко. Отошел, не покормив. Этого нет в книге. С тех пор проделывал то же самое с тем же результатом по пятнадцать минут в каждый час (до шести часов ночи)».

Он ненавидел эту кроличью ногу. Ненавидел ее мех, когти, ободок бледной плоти, который за прошедшие часы засох и стал мягким, как воск. Он ненавидел ногу, потому что ястребу она была не нужна. И сам он тоже был ему не нужен. Целый день он свистел ястребу, от чего совсем пересохли губы, и его заботливость начала сходить на нет, оборачиваясь досадой, а потом и отчаянием. Вчера ночью его досада достигла такого накала, что после рывка прочь от него он не дал Тету вновь усесться на кулак. А что еще хуже, он испытывал радость, пока птица так и висела вниз головой, медленно вращаясь на опутенках. Ужасный грех. Ему очень стыдно. И он волнуется. У Тета помет зеленого цвета. Значит ли это, что птица заболела? Может, поэтому ястреб не захотел есть кролика. Что теперь делать? Голодание, решает он. Оно вылечит испорченный желудок, если дело в нем. Наверное, стоит дать ему завтра немного яйца. Но самое главное вот что: ястреб будет есть, только когда сам прыгнет к пище, не раньше.

План Уайта сработал бы, если бы он его придерживался. Но он не придерживался. К рассвету Тет уже получил большую часть кроличьей тушки, хотя так и не запрыгнул на кулак своего дрессировщика. Очередное принятое решение было нарушено. По правде сказать, нарушены были все решения. Даже намерение Уайта не давать ястребу спать трое суток: Уайту стало так жаль птицу, что он периодически возвращал его на присаду и давал немного поспать. Освободившись от присутствия Уайта, Тет вспомнил, как хороша была жизнь до того, как его привязали к человеку, который все время гладит его, говорит с ним, пристает со скользкими кроличьими потрохами, поет, свистит, поднимает и опускает стакан с какой-то жидкостью. И когда Уайт подходил к ястребу, чтобы взять его на кулак, тот оставался все таким же диким.