Я выжгу в себе месть

В ворота громко постучали. Удивленная Василика пошла глянуть, кто явился. У ворот стоял высокий и статный старик. Всполох пригляделся и усмехнулся: за обманным обличьем прятался Леший, и настроен он был серьезно, судя по тому, как искрились огоньки по его телу.

Гниль в ребрах

Домовой выставил на стол самые румяные пироги, налил свежего чаю и скрылся. Василика хмуро смотрела на гостя. Она догадывалась, что перед ней находится не обычный старик, но разгадать его никак не могла.

– Устал с дороги-то, – качал головой тот. – Шел вот в Радогощь внучку проведать, подумал, что через лес быстрее будет, а оно, вишь, как вышло. Ноги уже не те, болят.

– Помочь? – хмыкнула Василика. – Ногам-то.

– Не трать зазря снадобье, – сказал старик. – Я все равно скоро того… Да и идти тут всего ничего осталось, мне бы только ночь переждать.

Точно не человек. Человек не отказался бы от мази или снадобья, тем более что с бедных стариков ведьмы не брали платы. Да и брать там было нечего, кроме клюки и потертых рубах. Подобными вещами только падальщики и стервятники не брезговали.

– Ну пережди, – ответила Василика. – Вот тебе угощение, а если надо, помогу на полати забраться, там и отдохнешь после ужина.

Сама она, поев, уселась за шитье, чтобы заниматься делом и краем глаза наблюдать за гостем. Нитки и иголку Василика по-прежнему ненавидела, но до чего же нравилось выводить кривые швы, когда в избу приходили необычные гости или когда Месяц и Светоч, наевшись досыта, засыпали. И не поворожишь при чужих, и не уснешь сама.

– Доброе у тебя сердце, девка. – Старик с прищуром взглянул на Василику. – Доброе, и не смотри так. Жаль только, что больное, больнее моего.

– Мое сердце, мне с ним и жить, – нахмурилась она. – А ты, видимо, смелый, дедушка. Не каждый решится так с ведьмой говорить.

И не каждый после этого уйдет живым. Конечно, если то был простой человек, а не хитрец невесть откуда. И как только слепил обличье? Морщины ладные, совсем как настоящие, если не посмотришь колдовским взглядом, то и не поймешь ничего.

– Так-то оно так, – согласился старик. – Только соболезную я тебе, девка. Такая молодая, а уже всех духов распугала. Вишь, Домовой забился за печь и боится показываться. Где ж такое видано, чтобы духи своей хозяйки боялись?

– Уж не нажаловался ли он тебе? – Василика развернулась и со злобой глянула на печку.

– Много же в тебе боли. – Старик глотнул чая и вздохнул: – А боль, она как хворь, зараза. Забирается в душу и губит, губит, питается страданиями и убивает самое человеческое нутро.

– Понимаю, в какую сторону клонишь. – Василика отложила шитье и скрестила руки. – Признавайся, кто послал тебя? Светоч? Месяц?

– Посланники Дня и Ночи мне не указ, – спокойно ответил старик. – Как и я – им. Поэтому и пришел к тебе, Василика. У тебя даже земляничный чай и тот горечью отдает, как будто полынный отвар пью.

Дед ходил кругами и не хотел говорить напрямую. Впрочем, она уже догадывалась, чего от нее ждали, и не собиралась уступать.

– Устала я от твоих речей, – выдохнула она. – Или говори как есть, кто ты и зачем пришел, или ешь молча. Кровом и угощением не обделю, а вот разговоры – уж изволь.

Старик усмехнулся и на миг ослабил защиту. Этого хватило, чтобы Василика разглядела истинное лицо, далекое от человеческого: мшистые кудри с застрявшим мхом, смарагдовые очи и землистая кожа. Ни с чем не спутаешь и не забудешь, узнав однажды.

– В прошлый раз Мрак убил десяток моих дочерей и двух сыновей. – Леший нахмурился. – Сколько он уничтожит в этот раз, страшно представить. Я понимаю твою злобу, но если ты задумала месть, то лучше тебе уйти из Леса. Мое царство заботится о тех, кто любит его. Ты же делаешь страшное, вредишь не только себе и не думаешь ни о чем, кроме собственной злобы. Так не годится, Василика.

Сердце кольнуло, из рук вырвались искры. Не помня себя, она метнулась от одного угла к другому, схватила кочергу и тут же уронила. Василика не знала, куда ей спрятаться, что делать с гневом и болью, которые рвались изнутри.

– Выбирай, – сказал Леший, прежде чем исчезнуть. – У тебя достаточно времени на раздумья.

А потом крик Василики смешался со всплеском силы. Вся избушка заскрипела и чудом не рассыпалась. Желто-красное пламя взметнулось до потолка, лизнуло доски и тут же опало, затихло само собой. Ведьма шипела, хрипела, рычала и царапала ногтями древесину, не зная, куда деваться. Больная правда слишком сильно резала, разрывая изнутри.

Теперь Василика вспомнила все. Ее точно так же разрывало, когда Мрак потянулся к телу и захотел большего. Пламя хлестнуло его по ладоням, а потом вся она превратилась в червонный ком и чудом не убила всадника Ночи. Немудрено, что он разгневался и захотел поквитаться.