Читаем Я всегда был идеалистом… полностью

И вместе с тем было что-то сугубо индивидуальное во всем этом. Может быть, соотнесение себя с историей у меня было выражено ярче, чем у других. И больше того, это уже тогда очень резко склеивалось с моими жизненными ситуациями. Я ходил в школу, ходил на занятия в МАИ (на подготовительное отделение), но все равно я это ощущал и относился к этому как к чему-то временному. Все это рассматривалось либо как способствующее моей дальнейшей жизни, либо как помехи в этой дальнейшей жизни. Придя же домой, я садился за свой письменный стол, за книги, за переписывание «Капитала» Маркса или за чтение каких-то исторических исследований (и даже за чтение книг по физике и математике) с твердым пониманием и знанием одного: я все это должен освоить и знать, для того чтобы иметь большую мощь действования в будущем, в той исторической действительности, в которой я сам себя мыслил. Вот это присутствовало все время.

– Вы видели свой будущий образ?

– Нет, я не видел своего образа в этом смысле. Ведь когда я рассказывал, что собираюсь заниматься технологиями и поэтому хочу учиться в Московском авиационно-технологическом институте, то я мыслил себя иначе, чем это получилось уже через год. Но я все равно мыслил себя в истории активным строителем. Я могу сказать «активным строителем социализма», могу сказать «активным строителем жизни» – всей. Я должен был продолжить традицию семьи. И опять-таки, я уже в те годы считал себя ответственным за все то, что происходило, что требовало во многих пунктах исправления, именно в силу того, что отец мой был строителем социализма, а дядьки в какой-то мере, как я это тогда понимал, участвовали в создании партии. Поэтому я считал, что я обязан доделать то, что они не доделали, исправить то, что они сделали неправильно. В моем тогдашнем представлении это все ложилось на мои плечи.

По-видимому, это обстоятельство и создавало ту асоциальность, о которой я вам говорил, те странности, на которые обращали внимание мои товарищи. Они порождали те конфликты, о которых я вам частично рассказывал и буду рассказывать, потому что они расцвели пышным цветом в университете. Там, собственно, и начала разворачиваться реальная коллизия, подготовленная всем предшествующим.

Но уже тогда, по-видимому, опять-таки в силу разнообразия моих прошлых ситуаций и интересов, я не решал вопрос, кем именно я буду в смысле узкой профессионализации. Потому что в своем самосознании я мог быть кем угодно. Мне было абсолютно неважно, в какой области я буду работать, – важно было лишь представление о целом. Я уже в том возрасте о мире мыслил как о целом, и абсолютно все стороны жизни входили в эту структуру, и все они меня в равной мере занимали.

К этому, наверное, нужно добавить еще несколько чисто фактических вещей. Больше всего меня интересовала история. Уже в десятом классе я впервые начал читать классические работы по философии – «Историю философии» Виндельбанда[130], «Историю естественного права» Новгородцева[131], работы самих классиков философии, но главным все-таки было историческое представление. Но при этом, что опять-таки интересно, я очень любил математику, физику, биологию, то есть я даже не могу сказать, какие предметы я любил и предпочитал. Можно сказать, что меня интересовали все предметы в равной мере и не было никакого различия в том, заниматься ли историей, заниматься ли логикой, заниматься ли математикой, физикой, биологией, – можно было заниматься чем угодно, это было для меня абсолютно безразлично. Важно было то, что этим занятиям нужно было отдавать все силы, до предела своих возможностей.

Существенно, видимо, и то, что учеба никогда не составляла для меня труда. А с седьмого, наверное, класса я даже понял, что если работать на уроках организованно и активно, то дома вообще ничего не надо делать. Поэтому у меня был такой порядок – домашние задания я выполнял прямо на уроках. По математике, скажем, я просто решал все задачки из учебника вперед. У меня даже было в связи с этим несколько неприятностей, поскольку я сдавал тетрадь, в которой были решены все задачи, в том числе и на пару будущих тем. Учительница поначалу не верила, что это моя тетрадь, считала, что я взял ее у какого-то из старшеклассников, но потом как-то успокоилась.

Одно время меня даже пытались наказывать за то, что я выполняю задания на уроке. Сидел я тогда чаще всего на предпоследней парте: там было удобно заниматься своими делами. Скажем, на уроках немецкого языка, поскольку я благодаря домашнему обучению знал его неплохо, я осваивал готический шрифт. Переписывал «Капитал» не только на русском, но параллельно и на немецком, готическим шрифтом, принося книгу с собой. А дома я занимался совершенно другими вещами. У меня была на самом деле своя программа учебы…

Таким образом, вот это важно: была система школьного обучения – и была моя собственная сверхпрограмма, были собственные задачи, начиная от всемирной истории искусств и дальше.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии