Я всегда был идеалистом…

Примерно месяца через четыре, когда я уже вошел в курс всего этого дела, освоился, неожиданно созвали совещание при главном редакторе, а им был президент АПН РСФСР Иван Андреевич Каиров. Реально руководил, конечно, не он, а его заместитель Гончаров. Собрали совещание всех ответственных редакторов, издательских редакторов, редакторов разделов и попросили меня доложить о состоянии работы по моему разделу. Правда, я вел к тому времени уже не только раздел психологии, но и еще, по-моему, два раздела (разделы нравственности и общей педагогики) – это потом их у меня постепенно отбирали, когда дело подошло уже к концу, – так что фактически мне пришлось докладывать по трем большим разделам. Присутствовали все ведущие деятели тогдашней Академии педнаук во главе с Королёвым, который не так давно вернулся из «отсидки» и еще, по-моему, даже не был главным редактором журнала «Советская педагогика»[49], только шел к этому; может быть, он даже еще не был и доктором. Все нынешние деятели, академики, такие как, например, Пискунов (все они тогда только-только продвигались), подрабатывали в этом педагогическом словаре, вели какие-то разделы.

Я сделал обзор: как теперь понимаю, просто сопоставил все статьи, построил сетку взаимных отсылок и начал раскладывать пасьянс из статей по отсылкам. Благодаря этой очень простой процедуре удалось обнаружить невероятное количество ошибок, несуразностей, противоречий. На совещании я вывесил заранее нарисованную сетку, показал, как и что, показал, что где говорится в статьях со ссылками друг на друга. Когда я читал первые статьи, то иногда раздавались взрывы хохота. Но, по мере того как я рассказывал и читал, становилось все тише и тише и наконец установилась гробовая тишина. Я чувствовал, что она становится тяжелее, тяжелее, тяжелее, и вот, когда я кончил, встает Королёв и говорит:

– Так вы что хотите сказать? Что у нас вместо советской педагогики один сумбур, абсолютная путаница?

– Нет, я только доложил вам, как приказано, состояние раздела.

И тут Анатолий Александрович Смирнов сказал, обращаясь к нему:

– Фёдор Филиппович, давайте не будем трогать редактора, давайте лучше будем думать, что нам делать.

Он так взял меня за плечи, посадил рядом с собой, положил мне руку на коленку и тихо-тихо, наклонившись, сказал:

– Вы только не рыпайтесь. Вы уже свое дело сделали, сидите тихо.

Наступило молчание. А потом Королёв сказал:

– Он натворил – пусть и решает, что делать. Свяжем его с редакторами разделов, и пусть он с ними по своей табличке все и отрабатывает.

Так они и постановили, и на этом совещание закончилось.

Смирнов отвел меня в сторону и сказал:

– Батенька, откуда вы такой взялись?

– В каком смысле, Анатолий Александрович?

– Так же вообще костей не соберешь. Если вы так и дальше будете вести себя в нашей академии, то вам скоро каюк. Приходите ко мне, мы спокойно посидим, подумаем, что и как. Никогда не надо быть ни особенно глупее своего времени, ни особенно умнее. И знаете что? Пустите дело на самотек.

Анатолий Александрович Смирнов

Я его поблагодарил за защиту, и мы расстались.

Вот с этого момента начинаются (правда, не очень долгие – до 1964 года) контакты со Смирновым, тогдашним директором Института психологии. Пётр Алексеевич Шеварёв был его сподвижником, можно сказать, его человеком, поскольку они как ученики Челпанова вместе в знак протеста ушли в 1923 году, вместе и возвращались в Институт. Сначала Анатолий Александрович Смирнов работал заместителем при Рубинштейне, а потом, в 1948 году, когда Рубинштейна сместили в порядке «борьбы с космополитизмом»[50], стал директором Института психологии и затем действительным членом академии.

Поскольку Пётр Алексеевич Шеварёв давал мне время от времени лестные характеристики, то Смирнов проникался все большим и большим доверием ко мне и даже в какой-то мере позволял себе со мной известную откровенность. Причем чем больше я с ним общался, тем свободнее чувствовал себя в разговорах с ним – так что он даже прощал мне кое-какие вольности. И вот однажды, примерно года через полтора, я довольно нахально задаю ему такой вопрос:

– Анатолий Александрович, каждую статью, которая к вам попадает, вы редактируете, убирая все интересное, все смелые мысли, и оставляете только то, что и так всем давно известно. Как же так?