Чуть-чуть позже начала работы комиссии в моей собственной жизни тоже произошла большая перемена. В апреле 1958 года я ушел из школы, где проработал уже семь лет, и поступил редактором в издательство Академии педагогических наук РСФСР, в редакцию «Педагогического словаря»[48] – вести раздел психологии.
Я уже упоминал, что там начал работать в качестве издательского редактора «Докладов АПН РСФСР» Василий Давыдов, потом он перетащил туда из экскурсоводов Якова Пономарёва, потом Матюшкина, а затем и меня. Яков Пономарёв месяц или два просидел в редакции «Педагогического словаря» и ушел в книжную редакцию. Готовились к изданию многие работы – Леонтьева, Рубинштейна и других, – и, собственно, Давыдов, Матюшкин, Пономарёв и были теми, кто приводил в порядок и издавал в то время эти работы, а иногда и приписывал именитым авторам некоторые из своих мыслей.
Я начал работу в качестве редактора «Педагогического словаря» по разделу психологии. И когда Яков Александрович вводил меня в новое хозяйство, он сказал: «Вот тебе огромное количество статей, они на 90 % совершенно бессмысленны, редактировать их бесполезно – там нечего редактировать. И поэтому если ты перепишешь их все по-новому, то таким образом освоишь психологию».
Надо сказать, что это были пророческие слова.
–
– Да. Надо сказать, что я там никак не фигурирую, поскольку заведующий редакцией Кантор потом, когда я ушел сначала в книжную редакцию, а затем в Институт дошкольного воспитания, в знак своего плохого отношения ко мне «вырубил» мою фамилию. Хотя примерно с десяток статей просто написаны мною (и мне за это заплатили), а все остальные статьи раздела «Психология» практически были переписаны мною.
–
– Да, могу. Например, статья «Лев Семенович Выготский»…
Когда меня брали на работу, то предупредили: «Работа над словарем длится пять лет, состояние ужасающее, все деньги, выделенные на написание статей, истрачены, поэтому заказывать новые статьи взамен написанных уже нельзя. Все, чем вы владеете, – это редакторские деньги. Поэтому рассчитывайте в основном на себя. Срок – четыре месяца».
Я занимался словарем немножко больше года. Столкнулся с огромным количеством людей, числящихся авторами статей, – галерея их прошла передо мной. Расскажу только о некоторых смешных эпизодах.
Первое столкновение у меня было с Николаем Ивановичем Жинкиным. История и судьба Жинкина, одного из создателей психолингвистики в нашей стране, принадлежавшего к старшему поколению психологов, очень интересны. Он несколько лет уже занимался психологическим разделом словаря. При первой нашей встрече он мне пожаловался, что никак не может удержать в голове всю эту массу статей.
Николай Иванович Жинкин
– Я, – говорит, – занимался какими-то отдельными разделами психологии, а тут на меня свалилась вся психология в целом, и я не знаю, что с ней делать.
Я спросил:
– Николай Иванович, а зачем вы за это взялись?
– Как взялся? Меня просто вызвали к директору, протянули толстый том и сказали: ты теперь за него будешь отвечать. И меня никто не спрашивал, хочу я взяться или нет.
И вот представьте себе его положение, когда перед ним появился молодой человек (причем через некоторое время он выяснил, что даже не психолог по образованию), который очень свободно оперировал всеми психологическими понятиями. Надо сказать, что я находился в том возрасте, когда все кажется очень простым, ясным, четким, и готов был написать заново всю психологию – не только педсловарь, но и все учебники заодно. Это был очень наивный и смешной период – такого рационалистического подхода ко всему в жизни, когда по всем вопросам имеются определенные мнения и молодой человек считает, что они правильные.
Николай Иванович Жинкин смотрел-смотрел на меня с большим удивлением и однажды сказал:
– Знаете, вы – восьмое чудо света.
– Почему?
– Вы так все переделываете и кромсаете, что со второго раза совершенно очевидно становится, что вы никакого отношения не имеете к психологической культуре.
Надо сказать, подмечено это им было совершенно точно: я не имел никакого отношения к психологической культуре и смотрел на нее с точки зрения здравого смысла. Кстати, именно работа над педагогическим словарем еще раз укрепила меня в твердом убеждении, что очень часто точка зрения здравого смысла является правильной: она намного разумнее, чем любая научная позиция.