Я – Виктор Цой

Мои сомнения насчет котлет по-киевски в этой забегаловке развеяны – перед нами на едва стоящий на своих ножках пластиковый белый столик юркий официант водружает большую тарелку с этим яством, словно это бешпармак. В центре тарелки дымится дюжина совсем немаленьких котлет, обрамленная наваленным кругом пюре из картошки и обсыпанная разнообразной зеленью. Плюс к этому на двух тарелочках по краям стола благоухают кусочки соленого сала в красном перце. Какой-то немыслимый для здешних мест славянский дастархан. Что здесь творится вообще? Кафе осталось все той же полуразваленной хибарой барачного типа, посетители – те же вышедшие в тираж дамы и их такие же непотребные клиенты, но меню убийственное просто! Вместо бывшей традиционной троицы «манты, лагман, плов», здесь в списке сплошь клецки, галушки, всяческие борщи, десяток видов вареников, сто сортов сала и куча всего такого, ультраукраинского… Портрета Петлюры на стене не хватает. Или Бандеры. «Портрет Бандеры? – спрашивает Марат удивленно. – Ну, не знаю… Хотя… Я передам Зейнеп-апа». «Кто такая Зейнеп?», – интересуюсь я, пока официант кладет мне на тарелку пару котлет, из которых сочится ароматное сливочное масло. «Хозяйка кафе. Когда-то мы были близки. Очень», – откровенничает Марат. Апа… Сколько же лет этой старушке Зейнеп? Хотя, сам-то он далеко не первой свежести, наверняка, она примерно в его возрастной категории, этакая молодящаяся румяная особа с плотно залитыми тональным кремом бороздами морщин на лице. Хотелось бы на нее посмотреть. Что ж, понятно почему мы здесь. Вдруг за нашими спинами начинает играть минусовка, и кто-то бухой в умат истошным криком запевает «Отель Калифорнию». Я оборачиваюсь – на том месте, где раньше стоял электормангал, появилась некое подобие сцены, на которой размещена какая-то звуковая аппаратура, и мерцает экран телевизора на стене. Из-за голов тех, кто сидит за столами, нам видна лишь шатающаяся тень поющего с микрофоном на стене. Ужас. Приличное, тихое место для установления кратковременных интимных связей в среде рабочего класса превратилось в ад. «Почему ад?», – удивляется мой геронтофил, Марат. Тут шустрый официант подносит нам совершенно логичную здесь бутылку «Немирова», наливает мне полную рюмку, и я залпом выпиваю. Водка – чистый огонь. Закусываю сочной котлеткой, нежное куриное филе просто тает во рту. И в это же самое время, когда я наслаждаюсь прекрасной трапезой, тот алкаш продолжает уродовать своим мерзким визгливым голосом душевную песню… «Вкусно?», – заискивающе спрашивает Марат. «Да», – все-таки, соврать я не могу. «Так почему же ад тогда?, – снова он переспрашивает. – По-моему, здесь мило». «Потому что караоке придумали для ада. На Землю оно случайно попало. Вы же, как музыкант, должны это понимать», – отвечаю. «Я как музыкант люблю любую музыку», – улыбается Марат. Типа выкрутился, но я соглашаюсь с ним, поскольку лень вступать в музыковедческие дискуссии, и он совсем не музыкант, да и водочка так приятно пошла по всему телу. Вот, оказывается, чего мне не хватало. Так хорошо! И даже если сейчас после караоке начнется залихватская «живая» музыка с массовыми танцами и турецким диджеем, мне все равно будет хорошо. Нам наливают еще по рюмке, я снова выпиваю, и тут, само собой, начинается «живая» музыка с массовыми танцами и турецким диджеем. Ноги словно растеклись желеобразной массой под столом, встать я точно не смогу. По-прежнему хорошо. Конечно, с новым содержанием кафе «Надежда» потеряло свой особенный шарм, ну и черт с ним.