Я вам любви не обещаю

— Сдаётся мне, что поездки в Петербург не миновать? — поднял голову от бумаг поручик. — Давненько я в столице не был, — усмехнулся Амин, прикидывая, сколько дней отпуска он может просить у нового начальства.

— Возьмите меня с собой, — вырвалось у Катерины, но она тотчас прикусила язык, сообразив, насколько двусмысленной выглядит её просьба.

Адземиров отрицательно покачал головой, и девушка заметно приуныла, однако тотчас оживилась.

— Я знаю, то не Вера Николавна отравила Ивана Павловича, — понизив голос, зашептала она.

— Знаешь, кто убийца? — недоверчиво спросил Адземиров.

— Наверняка сказать не могу, но в тот вечер, когда его сиятельство померли, я была на кухне и видела, как наша кухарка Устинья отдала графин с вином для князя новому лакею Гришке. Может это он? Мне он сразу не понравился. Зря Вера Николавна его в услужение взяла, — добавила она.

Поразмыслив, Адземиров решил, что, пожалуй, девица и впрямь может оказаться полезной при рассмотрении дела княгини Одинцовой, как-никак личная горничная её сиятельства.

— Хорошо, — согласился он. — Вот только устрою отпуск, и поедем.

* * *

Полагая, что важные бумаги Одинцов должен был хранить в своём кабинете, Пётр Родионович вдвоём с Григорием тщательно обыскали комнату. Караулову удалось найти потайной сейф покойного князя, в котором оказалась весьма солидная сумма в ассигнациях, но вот ни завещания, ни брачного договора в нём не оказалось. Пётр Родионович не верил, что его покойная тётка могла быть настолько беспечной, чтобы не подкрепить свою последнюю волю необходимыми документами, а потому произвёл обыск в библиотеке, перетряхивая каждый том, стоявший на книжных полках. Увы, и на сей раз его поиски не увенчались успехом.

Ему пришла в голову мысль, что Вера могла хранить столь ценные бумаги у себя, и тогда он вместе со своим помощником устремился в покои княгини.

— Ничего! — в бессильной ярости восклицал Караулов, стоя посреди дамского будуара в окружении разбросанных по полу вещей. — Поверить не могу!

— Катька то, — лениво бросил Григорий, прислонившись к дверному косяку. — По всему она бумаги утащила.

— Горничная? — недоверчиво покосился на своего прихвостня Пётр Родионович. — Так зачем оно ей?

— Вы же сами её на улицу вышвырнули и жалованье не полностью заплатили, — пожал широкими плечами Гришка. — Не иначе обиду на вас затаила. Она вообще девка умная.

— Где искать её знаешь? — поинтересовался Караулов.

— Тётка у неё в Пятигорске живёт, а остальные родичи в станице где-то, — оттолкнулся от косяка Гришка, обозревая произведённый разгром.

— Пойдёшь к той тётке, скажешь, что я её Катьку обратно горничной возьму, — решил Караулов.

— Как прикажете, ваше благородие, — ухмыльнулся Григорий.

Он и впрямь был не прочь, дабы ладная горничная вернулась на своё место. Глядишь, и обратит на него внимание.

Гришка вернулся только к вечеру хмурый и злой. Катерины в Пятигорске не оказалось. Мало того, тётка и слышать ничего не хотела о племяннице! Мол, сбежала, бессовестная, с каким-то офицером в Петербург.

Только расслышав слово «Петербург» Караулов даже в лице переменился. Обыкновенно румяные щеки залила мертвенная бледность.

— Не может быть того! Не может! — яростно вопил он, швыряя в стену всё, что попадало под руку. — Чтобы меня вокруг пальца какая-то горничная обвела?! Завтра же в Петербург!

Сделав добрый глоток бренди прямо из горлышка хрустального графина, Караулов упал в кресло за письменным столом. Пётр Родионович попытался написать письмо Тоцкому, дабы тот немедленно бросал все дела и отправлялся в столицу. Руки Караулова так тряслись, что перо рвало бумагу, а чернила растекались жирными кляксами. Отодвинув очередной вымаранный лист, Пётр Родионович откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Сделав несколько глубоких вдохов и немного успокоившись, он вновь принялся писать. Письмо вышло сумбурным, в каждой строке сквозила паника и страх, что овладели господином Карауловым после известия о том, что бумаги, которые надобно было уничтожить, по всей вероятности, уже на пути к Петербургу.

Наутро, отправив с почтовой станции письмо в Никольск, сам Пётр Родионович отправился в столицу. Караулов привык путешествовать с комфортом, но на этот раз вынужден был поступиться своими привычками и день, и ночь напролёт трястись в почтовой карете, проклиная не в меру шуструю горничную и собственную недальновидность.