Я умер вчера

– Товарищи, вызовите, пожалуйста, «Скорую помощь», – громко и четко произнесла Татьяна. – У женщины острое психическое расстройство, у нее галлюцинации. И не пускайте ее на платформу, а то под поезд попадет.

С этими словами она повернулась и спокойно пошла дальше. Сердце колотилось, дыхание останавливалось, ей хотелось присесть, но она шла по длинному переходу, изо всех сил стараясь справиться с собой. Сначала было просто противно. Ну, подумаешь, узнала ее какая-то сумасшедшая и разоралась в общественном месте. Всякое бывает. Но что за бред насчет пятидесяти тысяч долларов? Таких денег Татьяна сроду в руках не держала, только, может быть, когда продавала питерскую квартиру.

Ей довольно быстро удалось взять себя в руки и успокоиться. Ну что такого страшного произошло? Ничего. Ровным счетом ничего. Конечно, неприятно, когда тебя публично оскорбляют, громко называя жирной бесстыжей коровой на глазах у десятков людей, но это можно пережить.

Сердце все-таки начало болеть, и от метро до своего новостроечного дома Татьяне пришлось взять машину, чтобы не рисковать. Войдя в квартиру, она в первый момент удивилась тому, что не слышит Ирочкиного веселого голоса и не чувствует привычного запаха вкусной стряпни, но уже в следующую секунду вспомнила, что Ира на целый день убыла развлекаться со своим кавалером. Накапав себе валокордина, она прилегла на диван в гостиной в надежде немного вздремнуть, но сна не было. Минут через двадцать Татьяна встала, завернулась в теплый клетчатый плед и разложила на столе принесенные с собой записи колдуньи Инессы. У нее не было какой-то определенной цели, просто где-то в глубинах сознания шевелилась мысль: материалы – ключи. Мысль появилась по дороге от дома Пашковой до метро «Лубянка» и с тех пор не давала Татьяне покоя.

Около восьми вечера позвонил Стасов и предупредил, что придет не скоро.

– Ужинайте без меня, девочки, – сказал он, – а я смотаюсь к Лиле, чтобы она больше не плакала по всяким глупым поводам.

– Конечно, поезжай, – согласилась Татьяна. – Я тебя подожду с ужином.

– Ни в коем случае. Ты должна соблюдать режим питания. Скажи Ире, что я велел садиться за стол строго по расписанию.

– Ничего у тебя не выйдет, диктатор, – засмеялась она. – Иры нет, так что командовать некому.

– Как это нет? А где она?

– На свидании.

– С этим «Бентли-Континенталем»?

– С ним самым. Поезжай, Стасов, и ни о чем не беспокойся.

Ей предстоял долгий одинокий вечер, каких давно уже не случалось в ее жизни. Там, в Питере, у Ирины постоянно бывали какие-нибудь романы, и вечерами она частенько убегала то на свидание, то к подругам. Но с тех пор, как они переехали в Москву, Ира обычно сидела по вечерам дома. А если ее не было, то был Стасов.

Что ж, семейного ужина сегодня не получится, Стасова, наверное, покормит Маргарита, и он вернется сытым, Ира же поужинает в обществе своего «Бентли». Татьяна открыла холодильник, вытащила, в соответствии с данными утром указаниями родственницы, блинчики с творогом и банку сметаны. Поставив на огонь сковороду, она налила в ковшик топленого молока, которое очень любила, и отрезала большой кусок мягкого бородинского хлеба. Ира еще велела, кажется, съесть салат из капусты, но это Татьяна решила проигнорировать. Капуста подождет до завтра.

Покончив с ужином, она вернулась к записям Пашковой. Читала их подряд, совершенно бесцельно, надеясь на то, что какое-то слово или фраза бросится в глаза. Не случайно ведь мысль «записи – ключи» появилась в голове, что-то в памяти сохранилось и подает сигнал.

За окном начало смеркаться, когда Татьяна нашла то, что искала. Записи Пашковой о человеке, по-видимому, художнике или скульпторе, который хотел избавиться от навязчивого образа сломанной руки. «Жалобы на то, что без этого образа произведение, на его взгляд, не выглядит законченным, а все критики в один голос утверждают, что он уже излишний, что это повтор. Р. и сам понимает, что повторяется, но не может испытать творческого удовлетворения, пока не воплотит образ. Первый сеанс – общее знакомство и погружение до событий трехлетней давности. Результата нет. Второй сеанс – погружение примерно на 10 – 12 лет. Похоже, была суицидальная попытка, которую Р. отрицает. Третий сеанс – суицидальная попытка подтвердилась, но Р. по-прежнему ее отрицает. Пока не пойму, почему, двигаться дальше нельзя».

«Р.» в записях Пашковой означало «Рафаэль» – именно это имя дала она неведомому клиенту для «контакта с высшими силами», именно это имя стояло сверху на листе с записями.