Я умер вчера

– Да! – заорала она. – Я в своем уме! А вот ты, по-моему, нет! Ты жил на деньги, которые вытягивал из людей Андреев, и что же ты надеешься, что все тебя за это безумно любят? Что все приняли это как должное и на все закрыли глаза, как я их закрывала? Я вообще не понимаю, почему ты до сих пор жив после всего этого. Я молчала, потому что любила тебя, а они, они-то почему молчали и не трогали тебя? Я каждый день с ужасом ждала, что с тобой что-нибудь случится. И я уверена, что Витю и Оксану убили из-за этого. А ты – следующий.

– Тише, тише, – успокаивающе произнес я, – все соседи тебя услышат. Сбавь тон. Хорошо, я – следующий. Дальше что? Каким боком ты сюда прицепила статью о Томилиной?

– А ты не понимаешь? – Вика заговорила тише, но все так же возбужденно. – Статья была не о Томилиной, а о тебе. По тебе там как следует прошлись и ноги вытерли, а Томилина – так, повод, ничего больше. Их основная мишень – ты. Попался им под руку хороший писатель – они и по нему проехались, а чего там, подумаешь, стерпит. Послушай теперь, что я по этому поводу думаю. Пока был жив Андреев, они вас не трогали, потому что у Виктора было против них какое-то оружие. Он умел с ними разговаривать, с каждым из них, иначе они не платили бы вам за программу. Каждый был чем-то замаран или чем-то ему обязан. Ты знаешь, что Андреев работал в КГБ и ФСБ?

– Нет, – растерянно ответил я.

Я действительно этого не знал. Ну надо же! А Вика-то откуда это знает?

– Работал. И на всех этих бизнесменов и предпринимателей у него была куча компромата. Они его боялись, поэтому платили и молчали. А теперь его нет в живых. И они хотят получить свои денежки обратно. Или стереть тебя с лица земли, сломать твою карьеру и жизнь. Саша, я подозреваю, что статья заказная, это начало акции против тебя. Вспомни, что там написано: передача умерла, я больше никогда не включу телевизор в привычное время, ведущий истощил все запасы интеллекта, ни один уважающий себя деятель не сочтет возможным участвовать в этом шабаше, а если кто и примет участие, то это человек, не достойный ни внимания, ни уважения, потому что все кругом куплено. И это только начало. Завтра появится еще какая-нибудь публикация, еще более резкая, послезавтра – еще одна. Я знаю этот механизм, каждая следующая статья будет все более грубой и безжалостной, потому что расчет идет на психологию толпы. Первый удар может быть совсем легким, даже незаметным, но если человек его пропускает и молча отступает, не давая сдачи, то обязательно следует еще один удар, потом еще и еще, и в избиение включаются все присутствующие, потому что действует мощный стадный инстинкт «на добивание». Уже никто не помнит, чем провинился человек и велика ли его вина, все думают только о сладости нанесения ударов и наслаждаются видом чужой боли и унижения. Возьми годовые подшивки газет и проследи развитие любого скандала, ты сам поймешь, как это происходит. Ты прав, Томилина тут действительно ни при чем. Но тебе должно быть стыдно, что из-за этой истории пострадал ни в чем не повинный человек.

– Мне не стыдно, – холодно сказал я, – мы, по-моему, этот вопрос уже прояснили. Чего ты добиваешься? Чтобы я позвонил Томилиной и извинился? У меня нет ее телефона.

– Как же ты с ней связывался?

– Через Дороганя. Он мне ее сосватал, он же и привез в студию. Чего еще ты от меня хочешь?

– Я хочу, чтобы ты не пропускал удар, пока не стало поздно. Делай же что-нибудь, Саша, я тебя умоляю!

Ее глаза налились слезами, губы задрожали.

– Я не хочу, чтобы тебя сломали и испортили тебе жизнь. Положа руку на сердце ты это заслужил, но я люблю тебя и не хочу, чтобы разразился скандал, который тебя угробит как тележурналиста. Ты вел нечестную игру, грязную, отвратительную, но ты талантливый человек, ты талантливый журналист, и будет несправедливо, если все это погибнет.