Я так хочу

Плохая съёмка на мобильный охватила часть тёмного стадиона поверх голов. Басы забивали телефонный динамик, он запирал и хрипел, выхватывая изменённый усилителем тенор и зрительский хор. Изображение задрожало, разбилось на фиолетовые пиксели. Силуэт в огне рампы приблизился. Лина отпила из бокала. Берри носился по сцене как шаровая молния. Оттенки обертонов повелевали многотысячной толпой. Люди кричали, телефон в руках оператора скакал. Тяжёлая музыка неистово гремела и гремела. Наконец, отдалилась и стала фоном. Грудь под мокрой майкой часто вздымалась, когда набегавшись, Кристофер приладил к стойке микрофон. В облачное небо устремился задыхающийся голос. Он благодарил берлинцев за сумасшедший вечер и поздравлял с Днём Святого Валентина. Толпа ревела, выкрикивала признания, топала и скандировала, требовала бис. Под бурю оваций на сцене появилась девушка с саксофоном в руке. Красные губы сомкнулись на мундштуке. Телефон в руке оператора дёрнулся, изображение поплыло в сторону: в объектив влез голый торс Вуда, пальцы Тима, чьи-то волосы. Напористый вокал слился с протяжной мелодией саксофона. Его неожиданно чисто передал динамик. Лина прижала кулак к груди – мужской голос резонировал в солнечном сплетении. Зрители визжали, вскидывали руки, раскачивались в такт. Забросив электрогитару за спину, Берри направил микрофон в зал. Фанаты допели последние строки, и он повернулся к саксофонистке. Блестящие от пота руки притянули женщину за шею. Короткий поцелуй, и камера приблизила красный от помады рот. Рёв и аплодисменты заглушили слова. Видео оборвалось.

Лина отмотала ролик назад. Под рваным светом, кадр за кадром профили сливались. Поцелуй... Стоп. Квадраты пикселей раздробили любимое лицо на персонажа Лего. Она отпила шампанского, воспроизвела видео заново. Сознательно испытывала боль и не могла остановиться. Изображение тускнело, плыло, овалы тянулись друг к другу все причудливее.

Экран ноутбука закачался, бокал выскользнул из пальцев. Стеклянный дождь посыпался на плитку...

Лина поднялась и пошатнулась. Вместо спинки стула наткнулась на пустоту. Ладони провалились. Впереди маячила только стена, она шарахалась и шипела, словно дикий кот. Лина раскинула руки, пыталась поймать её. Долго-долго падая лицом вниз, она почему-то жалела Кимберли.

Глава 17

Лина боялась тёмного зева. Он сужался с каждым шагом и уходил под землю. Она медленно спускалась вниз. Метрополитен дыхнул зловонием грязных тел и экскрементов. С потолка железнодорожной станции капала вода, собиралась под кроссовками в грязную лужу. Двери вагона разъехались. Лина шагнула внутрь и... площадка исчезла. Нескончаемое падение, удар. Спину оцарапали рельсы, глаза ослепили огни поезда. Тонны металла врезались в неё, смяли плоть, раздробили кости. Тело отлетело к стене, позади остались ноги… Тёмная фигура заслонила белый тоннель. Лина закричала, попыталась встать, позабыв о раздавленных конечностях. Она карабкалась наверх, цеплялась за подол длинного плаща, оставляя на нем кровавые следы пальцев. Сильно запрокинув голову, отчаянно заверещала…

Собственный голос вырывал из кошмаров. Сильнее всего Лину страшил именно крик, словно все демоны разом восстали. Она возненавидела длинные ночи. Предрассветные часы, вязкие и удушливые, точно срежиссированные Линчем, коротала за ноутбуком.

Пристраститься оказалось легко – с первого раза. Как к наркотику. Лина запиралась в кабинете от пустого дома и истязалась. Годами избегала соблазна подглядывать за Берри в сети, и вдруг скатилась на самое дно. Сплетни, домыслы, невероятные факты – как губка впитывала мельчайшие детали. Рассматривала фотографии папарацци, изучала обрывки интервью и концертов, зачитывалась бульварными новостями, следила за всеми комментариями на форумах и посвящённых Стренжерсам сайтах. Она питала измученный бессонницей мозг фанатскими бреднями, комментариями о достоинствах и бездарности музыки «Стренжерс». Сотни страниц с обсуждениями внешности лидера, его причёски, одежды и мегабайты размышлений о любовницах и любовниках. Горячие споры о сексуальной ориентации Берри доводили завсегдатаев подобных ресурсов до исступления. Сторонники и противники его гомосексуальности приводили неоспоримые доводы. Мнения разделились поровну и яростно отстаивались.

Лина захлебнулась. Опьянев от горя и вина, она тонула в грязи и проваливалась в сон, где поджидали демоны. Неясные страхи пробуждались с темнотой и расцветали ужасами Кинга. Туалетная комната превратилась в пыточную. Принимая ванну, Лина не могла отделаться от мысли, что за белоснежными бортами кто-то прячется, а запотевшие дверцы душевой откроет чужая рука. Собственная тень по плитам коридоров шевелила на затылке волосы. Эхо шагов бросало в жар. Одинаковый ряд запертых дверей пугал. Они притаились и ждали, когда она пойдёт мимо, чтобы одновременно распахнуться и затянуть в пустоту.