Читаем Я помню... полностью

Он подарил нам с подписями тоненькую брошюру своих стихов, помню, под заглавием «Звезды»9. На некоторые литературные занятия приезжал к нам критик Эфрос, тот самый, который перевел с древнееврейского на русский язык «Песнь песней Соломона»10. Он читал нам очень интересные лекции о современной литературе, о футуристах, имажинистах, о Бальмонте, о Блоке и о многом другом, что волновало в те годы знатоков и любителей русской поэзии и литературы.

С осени 1920 г. и в течение зимы и весны 1921 г. в Политехническом музее в Москве (на Б.Лубянской площади) часто устраивались вечера поэзии и литературы. Это были не просто вечера демонстративных чтений новых произведений поэтов того времени. Скорее это были дискуссионные вечера, на которых выступали представители различных новейших (тогда) направлений поэзии. Главными и, конечно, наиболее популярными из числа выступавших были В.Маяковский и С.Есенин. Но на сцене Политехнического музея, помимо них, можно было видеть и А.В.Луначарского и М.Горького и многих поэтов: В.Брюсова, В.Каменского, Мариенгофа и многих-многих других.

Посещать эти вечера в Политехническом музее нам рекомендовали наши руководители литературных кружков. Да и комиссар Командных курсов Я.Л.Авиновицкий также рекомендовал нам эти вечера. Впервые я попал на такой вечер осенью 1920 г. Зал Музея был полон. Мы устроились на дальних верхних скамьях. Помню, с каким любопытством я разглядывал А.В.Луначарского (правда, я видел его и раньше в Костроме, на одном из митингов в 1918 г.), А.М.Горького, В.Маяковского и многих других известных людей. Помню и любопытное внимание, с которым я впервые слушал многих из общественных деятелей и поэтов. Их выступления, совершенно новые идеи и точки зрения, совершенно непривычные для моих, в значительной еще степени «семинарских» понятий о поэзии и литературе, привлекали своей необычностью и нередко парадоксальностью. Это первое посещение Политехнического музея так заинтересовало меня и моих друзей-курсантов, что мы стали постоянными посетителями таких вечеров.

Из множества впечатлений, оставшихся у меня в самой глубине «мозговых запоминающих устройств» (к сожалению, мозги — не БЭСМ в запоминающих устройствах: время стирает многое, пожалуй, даже почти все!), больше всего запомнились выступления В.Маяковского и С.Есенина. Маяковский в те времена был молодым человеком, выступал очень громко, я бы сказал, «давил» своим голосом и манерой на слушателей. Он не стеснялся в выражениях, не стеснялся и рекламировать свои стихи и поэмы. Он «давил» на слушателей, высказывая и выдвигая на первый план утверждение, что его поэзия, ее формальные основы и необычные приемы, совершенно отличающие ее от русской классической поэзии, являются не просто прогрессивными, а представляют собой чуть ли не «верх совершенства» русской поэзии. Он не стеснялся с явным презрением, что называется, «свысока» высказываться о поэзии Пушкина и Лермонтова. Ему, конечно, возражали и нередко основательно, указывая в особенности, что его приемы создания стиха недоступны массам. Помню, на подобное возражение одного из оппонентов, указывавшего на простоту и совершенство стихов Пушкина, Маяковский заявил, что «Пушкин ему в подметки не годится!». В те далекие уже времена такая смелость и самонадеянность, я бы сказал, с солидной дозой «нахальства» производила на публику впечатление, правда, двоякое. Выступления Маяковского вознаграждались бурными аплодисментами большой группы молодых людей, сидевших на передних скамьях. Но многие из слушателей, и это было заметно, такого энтузиазма не проявляли. Не проявлял энтузиазма по поводу подобных заявлений и утверждений и я (правда, в отличие от отдельных моих друзей).

Конечно, Маяковский был весьма талантливым человеком. Это в особенности было видно, когда он сам читал свои стихи громовым баском с особыми, совершенно непривычными в те времена приемами декламации, растягивая слова, делая странные ударения, возвышая голос до крика. Я бы сказал, что именно так только и можно было читать стихи Маяковского. Как поэт и как чтец своих стихов он представлял нечто единое. Сколько в дальнейшем я ни слушал стихи Маяковского в исполнении прославленных чтецов и артистов, я никогда не испытывал такого впечатления, как тогда, слушая стихи Маяковского в «его собственном исполнении». В.Маяковского я слышал многократно и позднее. Я даже познакомился с ним в 1925 г. в Нижнем Новгороде, но об этом позднее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии