Читаем Я помню музыку Прованса полностью

Я пытаюсь ее поймать, она вырывается, и я злюсь. Потом делаю вид, что мне нет до нее дела, и погружаюсь в номер Marie Claire, который раздобыла на черном рынке. Я в восторге от душещипательных рассказов, которые печатают в журнале. Расстроенная Люсьена садится рядом и кладет голову мне на плечо. В одиннадцать лет она с трудом читает и в журналах довольствуется картинками. Я поворачиваюсь к ней.

– Ну же, покажи!

С хитрой улыбкой она протягивает мне сверток, упакованный в цветную бумагу. На бумаге каллиграфическим почерком написана буква «Ж». Я вопросительно смотрю на нее, а она достает из кармана маленький кулек миндаля в глазури.

– Кто тебе это дал?

– Он.

– О ком ты говоришь?

– О Жане, конечно! Кого ты ждешь с воскресенья?!

– Когда ты его видела? Говори!

– Утром, когда вы с мамой ходили за покупками. Он искал тебя на площади, а вы были на мельнице.

Сердце подпрыгивает в груди. С нетерпением рву бумагу, под ней пластинка Даниэль Дарьё[42]. «Первое свидание». В конверт вложен листок, на котором Жан своим изящным почерком написал слова песни.

Когда господин ВремяВ один прекрасный весенний деньДелает простую девчонкуПочти что женщинойИ в голубых мечтахО счастливом будущемЗакрывает ее глаза,Она в глубине души вздыхает.Ах! Как нежен и волнителенМомент первого свидания,Когда сердце, уставшее биться в одиночестве,Дрожа, улетает к тайне.Вы, незнакомец из безумного сна,Сделайте так, чтобы он нам принесСчастье любить друг друга всю жизнь,Этот момент первого свидания.Зарождающаяся любовь –Это первый роман,В который мы нежно играем.ПерсонажНикогда не знает,Будет ему грустно или весело,Но хотелось быПоскорее прочесть все страницы.

Ты подаришь мне первое свидание?

Жан К.<p>34</p>

Вышибала кивком приветствует Феликса. Похоже, он завсегдатай этого заведения. Джулия проскальзывает вслед за Феликсом за большую красную портьеру. Им навстречу идет огромная фигура. Голубые веки, обклеенные стразами накладные ресницы и водопад бриллиантов под густой бородой. Мужчина в рыжем парике приветствует их теплой улыбкой.

– Добро пожаловать к мадам Артюр!

Джулия теряет дар речи. Она ожидала всего, только не этого. Она с трудом понимает, что Феликс представляет их друг другу. Кто бы мог подумать, что в такой глуши есть кабаре. Джулия идет за Феликсом в узкий темный зал. Восторженная публика сидит за круглыми столиками, тускло светят лампы под абажурами с бахромой. В тумане от дымовых машин играют блики зеркального шара. На сцене мужчина в шубе и сапогах со стразами обращается к зрителям:

– Наш следующий номер обязательно понравится тем, кто сидит в первом ряду! Артистка, которая делает «уим! чик! крак! бам! пам! вжик!». Поприветствуйте несравненную, женственную, венероподобную Кики Генгет!

Публика аплодирует что есть силы, и на сцену выплывают два огромных голубых веера. Подсвеченный со спины, появляется полуобнаженный силуэт, хорошо видны только перчатки. Веера сходятся и расходятся, из них появляется изящная молодая женщина, затянутая в переливающееся платье из латекса. Она кокетливо кладет руки на бедро и улыбается. Звучит музыка тридцатых годов. Джулии нравятся и ее позы, и ее сценическая игра – она бросает лукавые взгляды, хитро подмигивает, невинно хлопает ресницами. Подбадриваемая зрителями, танцовщица медленно распускает корсет и обнажает круглые ягодицы.

Феликс вручает Джулии бокал шампанского и чокается с ней.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза