Глава 35
Элли
Его звали Роджер. Ему было тридцать четыре года. Достаточно молодой, чтобы иногда сходить за студента, и достаточно взрослый, чтобы являться моим наставником.
Я выбрала для поступления Редингский университет. Он был также известен как «Университет из красного кирпича». Не такой древний, как Даремский, но в нем не было суровых современных архитектурных особенностей, как, скажем, в Йоркском. Я посетила их все, но выбрала Рединг, потому что почувствовала себя в безопасности в его красивом зеленом кампусе. Я любила гулять. У Хайбриджа прекрасные земли. В последние два года мне разрешалось бродить по ним одной. Это давало мне чувство свободы.
Я буквально влюбилась в одно особенное здание на территории Рединга, которое отметила еще в брошюре для поступающих. Оно походило на корпус Оксфорда — красивыми окнами в свинцовых рамах и входной аркой — и, как я впоследствии узнала, действительно когда-то принадлежало этому престижному университету. Единственным минусом было то, что мне приходилось делить большую викторианскую спальню с еще одной девушкой. Я надеялась, что у меня будет отдельная комната для уединения. Соседка была родом из Ньюкасла, и я с трудом понимала ее акцент. Когда она говорила «ванна», то произносила «а» как «э». Однако у нас было тепло и уютно. Соседка постоянно крутила песни какой-то группы под названием «Pet Shop Boys» — она была поражена, что я не слышала о ней раньше, но мне вряд ли стоило рассказывать ей о Хайбридже, где знакомство с популярной музыкой не особо вписывалось в повестку дня.
Соседка оказалась очень дружелюбной. Даже слишком. Мне часто приходилось уклоняться от ее вопросов о семье или лгать, а затем надеяться, что я не забуду, что наговорила. Вместо того чтобы веселиться в компаниях, я снова погрузилась в учебу. Викторианская литература была моим любимым предметом. Лектора звали Роджер. Он ничего не знал о моем прошлом.
Корнелиус и Джулия, помогавшие мне заполнить анкету абитуриента, объяснили, что некоторые сотрудники университета обязаны знать о моей «предыстории». Но они также пообещали, что информация конфиденциальна. Моя жизнь начнется с чистого листа.
— Простите, — сказал Роджер во время одного из наших персональных занятий посреди первого семестра, — но вы, случайно, не четвертая сестра Бронте? [12]
Я не знала, как отнестись к его словам. Он что, так комментировал мою манеру писать?
— Ну, уж точно не их брат Брэнуэлл, — быстро ответила я. Я не пыталась сострить. Просто сказала первое, что пришло в голову. Но мой ответ произвел на Роджера впечатление.
— Да уж точно, — согласился он.
Затем он затянулся трубкой, откинулся на спинку стула и выпустил дым маленькими колечками. Мне нравился запах его табака. И я наслаждалась, что Роджер держался расслабленно в моем присутствии. Я к такому не привыкла. В Хайбридже сотрудники делали вид, что мы «нормальные», но я знала, что в глубине души они так не думают. Казалось, что они всегда начеку на случай, если кто-нибудь из нас вдруг снова взбесится и выкинет что-то безумное.
— Ох, Брэнуэлл, — повторил Роджер, возвращая меня в настоящее. — Тот еще фрукт. Сложный характер, неуживчивый. Как вы думаете, каким образом он повлиял на творчество Эмили?
— Возможно, она писала, чтобы выбросить его из головы, — выпалила я. Занятия ремеслом в Хайбридже помогали мне сделать то же самое. Концентрация на мелочах позволяла забыть о главном. Мысли об этом меня изводили, что и вылилось в скоропалительный ответ. Но Роджер, казалось, остался невозмутим.
— Вы так думаете? — Он нахмурился, но без неодобрения; скорее его заинтересовала моя точка зрения.
— Возможно. — Я постаралась поскорее сменить тему разговора: — А вы давно здесь преподаете?
Он повернулся и посмотрел мне в лицо. Я тут же подумала, не прозвучало ли это слишком фамильярно. Но я не хотела, чтобы он проявил любопытство к моим личным обстоятельствам, как моя соседка по комнате.
— Нет. — Он выпустил еще одну струйку дыма. — Я новенький. Вроде вас.
Потом он посмотрел на меня так, словно собирался что-то сказать, но передумал.
— Вот вам тема для следующего сочинения. Я хочу, чтобы вы поразмыслили: стала бы Мэри Энн Эванс столь знаменитой, если бы писала под своим настоящим именем?