Я не такая

— Теперь понимаете, в чем разница? Он, — Леша имел в виду художника, — похоже, даже не читал текст, вот и рисовал всякую фигню.

Я слушала его рассуждения и изредка вставляла слова. Это впервые со мной. Обычно я говорю, профессиональная привычка, но теперь слушала его рассуждения, и мне они нравились. Сидела в кресле, а он рисовал меня. Как там у него это получается, не знаю. Любопытство раздирало, но сидела и терпеливо ждала. А он все рассуждал об энергии, о состоянии души. Для чего живет человек, что главное — это любовь и радость от простого, что нас окружает. И это говорит юноша, который мало что еще видел в своей жизни. Но говорил так, как будто прожил не одну жизнь. Удивлялась ему и продолжала слушать.

Наконец он закончил и сказал, что это только набросок, чтобы я не судила о нем строго. Кажется, он даже стеснялся его показать, поскольку остался сидеть на месте. Впрочем, было чего стесняться. Я подошла и заглянула ему за плечо. На белой бумаге углем была нарисована женщина. Сразу узнала в ней себя. Плечо вздернуто, как будто прикрываюсь от брызг воды. Подбородок опущен, хочется спрятать носик и не намочить его. Но… спина обнажена, из-за руки выглядывает обнаженный сосок. Он так нагло торчал на этом белом листе бумаги, что невольно почувствовала, как краснею.

Первое желание — возмутиться. Но я ведь не девочка. Меня он опять удивил. Он младше меня на двадцать один год, но как он чувствует тело. В своем сыне я не замечала подобного. Мне кажется, что он мальчик, такой же мальчик, как и мой сын. Но Леша, он иной. Он чувствует не только настроение человека, но и его характер. На рисунке была я, но мне было лет на десять меньше, чем сейчас. Я была эротична. Грудь вздернута вверх, как у девочки. Сейчас она стала овальной и чуть опустилась. Время сказало свое. Тело стало меняться. Как бы я ни старалась выглядеть девочкой, молодой, годы уже стали говорить о своем. Морщинки. И та же самая грудь уже не та.

— Красиво, нежно, — призналась я, наверное, сама себе, чем ему.

— Правда? — Робко спросил он.

— Да, — подтвердила я и по-матерински потрепала его по голове.

Я ушла в смущении. Как он мог меня такой увидеть. Считала себя гордой, даже надменной, но не робкой. Всегда держу голову прямо и смотрю вперед, а тут все по-иному, все. Шла и думала о рисунке. Меня смущало то, что он нарисовал меня полуобнаженной. Совершенно незнакомый человек, юноша, мальчишка, но взгляд мужчины. На душе такое ощущение, будто я позировала ему в голом виде. Стоило прийти к такой мысли, как внутри что-то заскрипело. Как несмазанная телега, с трудом поворачивая колеса, скрипит и медленно, нехотя трогается. Прижала ладонь к груди. Ныло, так ныло. Давно я не испытывала такого чувства смущения и откуда-то появившийся стыд.

После еще несколько раз заходила к нему. Так просто. Он угощал меня чаем. Сам собирал травы, прекрасный чай. Но главное — в его мастерской такой покой, будто время останавливается. У него постоянно играла запись. Кажется, она бесконечная, пели лесные птицы. Сперва это раздражало. Но я прислушалась, стало интересно. А потом уже не могла представить эту мастерскую без птиц.

Теперь Леша мало говорил, сосредоточенно что-то рисовал. Я не спрашивала, просто сидела и отдыхала у него. Мне было очень грустно, что рано или поздно приедет хозяин, и я перестану сюда заходить. А впрочем, что я тут вообще делаю? Как девочка, прихожу к нему на молчаливое свидание. Мне стало смешно от этих мыслей. Но это именно так. Я прихожу, несмотря ни на что. Я смотрела на него и даже любовалась. Удивительно, как это я могла так поступить, сидеть и любоваться мальчиком. А он красивый. Влюбилась бы, если была девочкой.

Каждый раз подходя к дому, у меня щекотало в груди. Возникал стыд, что тащусь наверх и звоню в дверь. Но я не могла поступить иначе. Мне хотелось еще чуточку побыть там, а в голове вертелся все тот рисунок, где он, не спросив меня, нарисовал меня так откровенно. В конце концов не выдержала и спросила:

— А у тебя модели есть? — В своем голосе почувствовала надлом.

— Нет, что вы, откуда? Это дорого. Портреты рисовал. Вот может в следующем году, если поступлю, то получится.

Я молчала и смотрела на него, как он пыхтя черкал грифелем по листу. Он то улыбался, то хмурился. О чем он думает, когда рисует, придумывает свои истории, чтобы оживить фантазии. И тут он опять заговорил.

— Однажды предложил Оле, вместе учимся. Она посчитала меня бзикнутым, чуть по шее не надавала, — тут он шмыгнул носом и сам себе улыбнулся. Похоже, все же она ему надавала.

— А хочешь… — Я остановилась, не зная, стоит ли продолжать. И все же продолжила, — хочешь, я могу немного тебе попозировать как модель.

— Да? … — Удивленно, не веря своим ушам, спросил он.

— Да, — утвердительно сказала я, а в груди все так и скрежетало, чьи-то коготочки так и впились в меня.

— Здорово, — только и вымолвил он. Глаза хлопали, а пальцы не знали, куда деть карандаш. Мне стало смешно.

— Ну да. Ведь тебе нужно практиковать руку. Ведь так ты говорил.