– Я не осуждаю, просто констатирую бессмысленность. Вызови его на разговор, – немного успокоившись, проговорил я.
Странник взмахнул руками и звучно скомандовал:
– Шестьдесят секунд!
Прямо передо мной, спиной к стеклянному барьеру, почти вплотную к нему, появился ребенок лет четырех, который был абсолютно спокоен и который, как мне показалось, доверчиво смотрел на меня.
– Ты шутишь?! – прокричал я Страннику, не отводя взгляд от ребенка. – Где тот парень?!
Простодушный взгляд мальчика поменялся на несколько растерянный.
– Не пугай ребенка. Кто тебе сказал, что здесь будет тот парень? – абсолютно спокойно ответил Странник.
– О чем я с ребенком буду говорить? – недоуменно спросил я.
– Он тебе что-нибудь нарисует на память. У тебя уже всего сорок семь секунд на это. Да и у него тоже, – с абсолютным равнодушием в голосе проговорил Странник.
После недолгой паузы я аккуратно, пытаясь не напугать ребенка еще больше, обратился к нему:
– Как тебя зовут, мальчик?
Мальчик сделал маленький шаг мне навстречу. Мне показалось, что он доверяет мне, хотя при этом и совершенно не понимает ни где он находится, ни что происходит в данный момент (надо было признать, что я и сам этого не понимал). Спустя несколько секунд довольно быстро и с картавостью, заметной даже по одному слову, мальчик произнес:
– Здравствуйте. Меня зовут Дима. Мне четыре года.
– Не бойся, Дима, – присаживаясь на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с ним, как мог успокаивающе проговорил я. Не выпуская планшет и серый маркер из своих рук, я обнял Диму. Он не сопротивлялся. Видимо, почувствовав мою тревогу, обняв своими маленькими руками меня в ответ, он начал всхлипывать.
– Напоминаю, что цвет маркера показывает общее состояние, а не в данный момент, – цинично подчеркивая мой собственный цинизм, проговорил Странник.
Дима заплакал в голос. Мне не хотелось видеть его слезы, поэтому я сильнее прижал его к себе. На самом деле было ощущение, что это как бы я прижался к нему.
Преодолев чувство отвращения к самому себе, я разорвал объятия и, как бы желая погладить Диму по голове, протянул ему маркер, пусть даже и без планшета, просто как игрушку. Я хотел увидеть, в какой цвет он окрасится. Смотреть в растерянные, плачущие глаза ребенка было правда невыносимо. В какой-то момент, вытирая глаза от слез, Дима все-таки протянул руку к маркеру, но не успел дотянуться до него, как Странник прокричал:
– Время!
Дима исчез.
Я замер, невольно глядя в пустоту, в которой только что передо мной был вроде бы даже живой Дима. Спустя пару секунд я перевел взгляд на картину, застывшую по ту сторону барьера.
Спустя некоторое время созерцания этой бездны я все же спросил у Странника:
– В какой цвет окрасился бы маркер?
– Понятия не имею. Может быть, в оранжевый, может быть, в желтый. Мальчик был жизнерадостный. Мы уже никогда этого не узнаем. А для чего тебе эти игры с маркером?
– Неважно, – спокойно ответил я, продолжая смотреть на лицо еще спящего Димы.
– Интересно. Для тебя это было важно. Ты ведь не забывал про маркер ни на секунду. Не забыл даже во время ваших неразрывных объятий.
– Я обнял его инстинктивно. А, неважно это для тебя, – все так же спокойно, не раздумывая, ответил я.
– Ты его обнимал, как будто бы своего внутреннего ребенка обнимаешь, – прокомментировал Странник, ехидно ухмыльнувшись.
– Возможно. Но мне и правда было его жалко. И было жалко, когда обнимал, и жалко сейчас.
– А трудоголика не жалко? Он полезное дело, может быть, делал. Кстати, довольно искренне. Ну да! Он не вполне корректно поступил, когда сел за руль после бессонной ночи. Но разве он не имеет права на ошибку? – злобно улыбнувшись, явно не ожидая ответа, спросил мой собеседник.
– Мы ведь все умрем однажды. Разве нет? – хладнокровно, продолжая неотрывно смотреть на парня в машине, риторически спросил я.
– Вопрос «как?».
– Ты думаешь, это имеет значение? – неожиданно заинтересовавшись нашей беседой и этой мыслью Странника, спросил я.
– Думаю, что да. Что-то ведь должно иметь значение. Вы все умрете. И в конечном счете, то, как вы это сделаете, и отличит вас друг от друга.
– Но ведь и при жизни люди делают вещи, которые совершенно уникальны.
– Я сказал «в конечном счете», – Странник произнес фразу, которой он цитировал сам себя, немного растянуто.
– Ты ведь тоже однажды умрешь. Какой счет будет у твоей жизни? – дерзновенно спросил я Странника.
– Я не умру, – с ледяным спокойствием проговорил мой собеседник. – Я исчезну.
– Разве это не одно и то же? – неподдельно удивившись, спросил я.
– В этом-то и фокус. Для того чтобы умереть, надо жить, а чтобы исчезнуть, достаточно существовать.
Я задумался над этой мыслью и совершенно забыл как про время, так и про маркер и даже про Диму, чей счет довольно короткой жизни вот-вот будет столь занятным образом подсчитан.