Я не хочу умирать

Один из парней, стоящих рядом, вынул телефон и торопливо набрал какой-то короткий номер, видимо, желая вызвать скорую. Второй просто смотрел на происходящее, взявшись за голову. Третий пытался нащупать пульс у лежащего футболиста на запястье. Остальные просто стояли замерев. Глядя на это, я сложил руки на груди и спокойно обратился к Страннику:

– Уберешь барьер совсем?

Барьер исчез. Я не мог сказать, что здесь происходило что-то необычное. Атмосфера была какая-то неопределенная. Во всяком случае, для меня она была более неопределенная, чем в случае с несчастным подростком.

– Так все-таки, что у него с его несостоявшейся женой? – спросил я, наблюдая эту не без малого напряженную ситуацию.

– Все столь же прозаично, как и сама ситуация в целом. Невеста скоро должна прибыть сюда. – Ехидно улыбнувшись мне, Странник добавил: – Передать ты ей, естественно, уже ничего не сможешь.

– Скажи, а для чего ты показываешь мне эти сцены? – спросил я моего неуместно довольного собеседника.

– Тебе ведь интересно наблюдать за подобными сюжетами. Смотри и любуйся жизнью, как она есть.

– Это не жизнь, – холодно ответил я, понимая, что в то же время Странник был точен как никогда. В такие моменты люди откладывают свои мелочные программы и хотя бы на несколько минут или даже часов становятся живыми.

Немного помолчав, я добавил:

– Мне интересно разве что посмотреть на ее реакцию.

– В этом я не сомневаюсь. Скоро увидишь. Ты ведь хочешь посмотреть на искренние слезы?

– На самом деле, да. Я их, и правда, не понимаю. Я хочу верить, что они могут быть искренними, но не знаю, как они могут быть таковыми, – озадаченно сказал я.

– Вот и она бежит уже, – сказал Странник, указывая на девушку в белом платье, которая быстро приближалась, фактически бежала, видимо, сбросив туфли, к месту, где как бы находились мы. Лицо девушки было серьезным, волосы уложены, подол белого платья был немного разорван, видимо, от поспешного движения. Слез пока не было видно. Меня немного передернуло от самого себя, когда я поймал себя на отслеживании ее слез. Скорее это была не моя прерогатива. Поймав мою мысль, Странник пояснил:

– Я не столько наблюдаю за слезами, сколько просто отмечаю моменты, которые такому эгоисту, как ты, были бы интересны. – Немного помедлив, он добавил:

– Наблюдаешь за ними сейчас больше ты.

– Девушка до сих пор не плачет, – как будто не замечая мысль Странника, продолжил я.

– Разумеется, не плачет. Она надеется, она надеется, что ее люби-и-имый еще жив, – он протянул слово «любимый», как бы показывая инфантильную наигранность этого понятия.

– Может быть, настоящая жизнь и проявляется в такой надежде? Иногда ведь действительно она оправдывается? – задумавшись, спросил я, скорее адресуя этот вопрос самому себе.

– Я об этом и говорил. Где-то за надеждой до нее доходит. Смотри, потекли слезы, – сказал Странник, указывая на молодую обаятельную девушку, у которой начинали проступать слезы, когда она обнимала еще теплое, но уже фактически бездыханное тело своего возлюбленного.

– Я бы назвал данную картину «Манифестом Надежды». Девушку, и правда, зовут Надя, – сказав это, Странник засмеялся.

Я продолжал молча наблюдать за происходящим, понимая, что нечто забавное в словах моего проводника все же было.

Спустя пару минут, поняв, что находиться здесь далее мне слишком тягостно, я обратился к нему:

– Ну, все, довольно.

Понимая, что я имею в виду, Странник поднял правую руку и звонко щелкнул пальцами.

Невесомость. Темнота. Моя комната.

Глава 3. Дима

Было около двух дня. Я сидел за обеденным столом. Хотя кроме пустого названия в нем не было ничего сугубо обеденного. Он был завален разного рода барахлом. Сидя за ним или даже просто возле него, я неторопливо пил свой чай с молоком, правды ради, я пил его здесь, а не возле компьютера просто потому, что мне не хотелось перемещаться по квартире, таща с собой наполненную кружку.

Безумные видения, невольным свидетелем которых я оказался, оставили мне много вопросов. В целом подобные сюжеты, несмотря на свою бескомпромиссность, не вызывали во мне ничего, кроме убеждения в том, что все так высоко воспеваемые идеалы на самом деле бессмысленны. Но что меня более всего интересовало в данный момент, так это тот самый маркер, который становился в моих руках серым. Конечно же, я помнил, что по этому поводу сказал Странник, но у меня отчетливым ярким прострелом в голове засел вопрос, какой же цвет мой. Не сказать, что ответ был для меня очень уж важен, скорее, это было праздное любопытство. Но любопытство было сильное. Истории как первого неудавшегося Ромео, так и второго, судя по всему, довольно успешного молодого человека ничего сугубо нового в мое мироощущение не принесли.

– Продолжаешь быть эгоистом? – усмехнувшись, обратился ко мне Странник.

– Спасибо, что без удара на этот раз. Я пытаюсь назвать вещи своими именами. Меня действительно не столько заботят их судьбы, сколько тот маркер.