Я люблю тьму (СИ)

— Да ты ерунду–то всякую не читай! — старушка щёлкнула меня по носу — не сильно, но хватило, чтоб приняться тереть переносицу. — А меня слушай. В магии, значит, неважно, что ты говоришь. Важно, что думаешь, чего от сердца идёт и какие силы зовёшь. Они ж, силы–то, завсегда слышат — хоть ты их с пентаграмой и дохлой курицей в руке зови, хоть просто в лифте кнопки жги. А слова — они любые могут быть, чтоб направить только, помочь… Эти не по нраву — сама поищи или придумай.

Странно: вот вроде бы особо и не говорили ни о чём, а голова заболела, закружилась… Маланья, конечно, сразу заметила: сунула мне в сумку книжку свою и давай туда–сюда мельтешить.

— Всё! Хватит, вижу, с тебя. Ты у себя желание какое найди — неважно, какое, сильное, главное — и попробуй, как ты говоришь, сколдовать. Оно, может, и не исполнится сразу, а ты старайся! Вставай, вставай, нечего рассиживаться. Проводишь бабулю?

— А?

— Проводи, говорю, бабулю с Архангельска до дома! — Маланья в очередной раз подмигнула. Вот не пойму никак, как к ней относиться–то? Как к училке — не выйдет, ведёт себя, будто моя ровесница, а то и младше; как к ровеснице? Так неловко, пожилая всё–таки…

— Да хоть горшком назови, в печку только не ставь, — и улыбается всё, улыбается, так, что щёки лоснятся. Странно даже — сама худая, а щёки–то круглые. — Ведьмы, значит, друг другу помогать должны!

Кто–то оглушительно чихнул. Ай! Нет, только не за мной! Ох. Отлично. Уже за силы тьмы принимаю кого попало. Нет, они, конечно, маскируются, наверное, да и вообще умные, вот только алкаша дядю Сашу с соседнего двора явно послали сюда не тёмные силы. Стоит, глаза вылупил, икает аж. На Маланью посмотрел, на меня — и умотал, да как быстро почесал! Пятки только сверкают.

— А нам разве это… скрываться не надо? — н-да, не похожи реальные колдуньи на ведьм из книжек. Наверное, Маланья в молодости красивая была, раз до сих пор несерьёзная такая, с ветром в голове. Ой, она же мысли читает! Старушка озорно сощурилась и схватила меня под руку:

— Чего скрываться–то? Народ сейчас такой — хоть слона через игольное ушко при них пропусти, всё будут думать — фокус! А дядь Саше твоему так точно не поверит никто. Скажут — до белочки допился. Да ты к своему дому иди, к своему! Мне Светозар обещал — пожить пустит. А бабушке твоей не скажем, ладушки?.. Я тихонькая, меня и не заметят!

Тихонькая–то тихонькая, а тараторит без умолку. Вот уже два дома прошли, а всё говорит, говорит, уже толком–то и неясно, что именно; наверное, все бабуськи так умеют. Голова с неё кругом! Туда–сюда, сюда–туда…

Улицу огласил визгливый гудок. А потом я повернулась и увидела мощный грузовик, едущий прямо на нас.

Оно, конечно, удивительно, о скольком успеваешь подумать, пока тебя в лепёшку не раздавило. Например, замечаешь: нет никого за рулём, само едет. А ещё думаешь — как накроет, на куски порвёт, костей не соберёшь, от асфальта отскребать будут. А ещё — что американские полицейские Кока—Колой кровь с дороги смывают. Никогда не буду больше пить Колу!

Маланья дёрнула меня за руку; обдало ветром, сильным таким, кажется, с ног сшибёт или кожу сдерёт. Многотонная махина просвистела мимо и втемяшилась в витрину. И вот–тут всё разом «включилось» — что мой мозг, что звук. Голова наполнилась звоном разбитого стекла, визгом тормозов, воплями прохожих.

— Ой, чуть не убилися! — простонала Маланья, хватаясь за левый бок. — Ой, беда–то какая… Старая я уже для такого, ой, старая…

Покорёженный металлический каркас, торчащий из полуобвалившейся стены, бетонная крошка в волосах… И пахнет — то ли краской, то ли бензином. А что я? А я сижу на асфальте. И зубами чечётку выбиваю. Ладно стена, ей–то что, починят! А как бы меня сбило?! Да кирдык сразу, гарантировано! Я встану, правда. Не надо мне врача из соседней аптеки. Не надо нашатырки. Встану. Вот только вспомню, что у меня есть ноги — а они на месте, это точно! — и вперёд, домой.

— Родненькая, да что ж с тобой такое? Ну–ка вернулась! — Маланья снова щёлкнула меня по носу — да что ж за привычка такая?! А кроме неё, вокруг люди. Подойдут, посмотрят, да свалят — как же, не состоялась кровавая драма. Вот какая–то тётка причитает, будто её, а не нас с Маланьей, чуть не сбило. Вот водитель — бледный, зелёный почти что — бурчит чего–то там про отказавший ручник. Как в кино картинка — все на своих местах. Вот из магазина выскочил мужичонка в костюме, прям как чёрт, которого я представляла — верещит «Кто ремонт оплатит?!».

А чуть в стороне — парень с абсолютно чёрными глазами.

Шут его знает, почему запомнился. Наверное, потому, что у него в странном спектакле роли не было. Просто стоял и смотрел — внимательно так, даже слишком. А может, глаза странные. Обычно и внимания–то на глаза не обращаешь — есть и есть, две штуки по бокам от переносицы. Куда уж там цвет разглядывать! Глаза всякие бывают, по большей части — мутные: серо–голубые, зелёно–карие… А чёрных я никогда не видела. Имею в виду — настолько чёрных.