Много интересного на Майдане и в его окрестностях: Виктория-мемориал, небольшой планетарий, подаренный городу миллионером Бирлой, собор св. Павла, музей игрушек, музей изящных искусств — все это ждет своего часа. Дальше, на западной оконечности, почти у реки — большой ипподром. На перекрещении Чоуринги и Ленин-сарани стоит уже упоминавшийся памятник В. И. Ленину. А сравнительно недалеко от него, посреди пустого пространства, ограниченного тремя прудами, высится странное сооружение — белоснежная свеча большого минарета. Это так называемый Охтерлони-моньюмент, построенный в честь победы, одержанной генералом Дэвидом Охтерлони в войне с Непалом в 1814–1816 годах. Сын шотландца, эмигрировавшего в американские колонии еще до американской революции, 19-летний Дэвид прибыл в Бенгалию в 1777 году как кадет войск Ост-Индской компании и остальные полсотни лет, отпущенных ему судьбой, прожил в Индии. Странная форма памятника объясняется тем, что генерал всячески подчеркивал свое расположение к мусульманам, которое простерлось до того, что он завел себе на мусульманский лад… 13 жен! Колонка местной хроники одной из газет того времени сообщала: «Жены генерала Охтерлони совершили вчера поездку на слонах по берегу Хугли». Минарет стоит на высоком кубическом постаменте, привезенном почему-то из Египта, и увенчан куполом-павильончиком, доставленным из Сирии. Внутри — винтовая лестница в две с половиной сотни ступеней. Подняться по ней можно лишь по специальному разрешению комиссариата полиции. В мусульманские праздники минарет окружают тысячи мусульман в каракулевых шапочках и новеньких жилетках, обнимаются и подносят друг другу незамысловатые подарки и сладости. И памятник для них — не Охтерлони-моньюмент, а Шахид-минар, место молитвы.
Но самый интересный участок, по-моему, это сторона улицы от Парк-стрит до угла Ленин-сарани. Здесь находится Индийский музей, а также масса магазинов — книжных, грампластинок, сувениров, отели, кинотеатры и др. На последних ста метрах от кинотеатра «Метро» до перекрестка в любое время дня и ночи толчется толпа немыслимой плотности, сравнимая разве что с памятным нашему поколению рынком послевоенных лет в Перово под Москвой. Толпа эта захлестывает и массу узких, темных переулков, примыкающих к кварталу.
Моя мечта — постоять спокойно и часок-другой просто поглазеть. Но тщетно: ни разу еще в Индии мне не удалось осуществить ее.
Предположим, выпало мне свободных полчаса, поехал сопровождать группу женщин в скитаниях по магазинам («шоппинг») и, пока они занимаются своими делами, стою снаружи на улице.
Немедленно подходит добрый молодец и начинает демонстрировать лоток со всякой дребеденью — зажигалками, авторучками, расческами, презервативами, брелками. Машу перед собой растопыренной пятерней — интернациональный жест «не надо, уходи». Ухмыляясь, он отходит, освобождает место другому, со снедью — орешками, шоколадками, печеньем. Спровадил его, подходят еще двое. Одни сует визитку, уговаривая посетить его «шоп», другой предлагает гипсовые изображения всяческой нечисти, очень натуральные, — тараканов, пауков, тарантулов. Привлеченные, подходят еще трое, скалят зубы, впрочем вполне благожелательно, и начинается «светский» разговор: чего желает сааб, откуда он? Из России?! А правда, что в Сибири от морозов птицы падают с неба? А правда, что у вас дети с четырех лет пьют водку? Кстати, не хочет ли сааб продать бутылку водки? Или шампанского? А часы чьего производства? Советские? Не продаются? Или фотоаппарат, можно получить за него неплохую сумму. Ну не сейчас, так позже. А долларов у сааба нет?..
И явление последнее — из-за спин их выползает нищенка в рубище из мешка, с ребенком-скелетиком на руках. Она ничего не говорит, просто стоит и смотрит. Судорожно сунув ей рупию, ныряю в магазин.
Кстати, о местных нищих. Грешно, конечно, сердиться на этих несчастных, и горя здесь бездна, но даже неполный месяц в Калькутте научил меня различать среди них членов корпорации, поделившей город на «зоны влияния».
…Бреду по Чоуринги. Откуда-то появляется тень, едва прикрытая куском джута, — нищий. Он тащится сзади, что-то приговаривая, слышно только «бабу, бабу…» Даю ему монетку, он прикладывает ее ко лбу в знак благодарности, но не отстает. Так идем странной парой квартал, другой, и вдруг я чувствую, что за спиной никого пет. Оглядываюсь: мой «спутник» удаляется прочь. Зато от степы ближайшего дома уже спешит другой: это его территория, эстафета передана. Все начинается сначала.
Целый день кипит на Чоуринги многообразная, судорожная жизнь. И все здесь подчинено одной-единственной цели: всеми правдами и неправдами выручить, выклянчить, выкрасть, вырвать, зубами и когтями одну-две рупии, тот минимум, на который можно купить себе лепешку и блюдце жгучей овощной приправы «карри».