Я люблю тебя, Калькутта!

Мы оказались в небольшом — сто на тридцать-сорок метров, — образованном стенами зданий дворе-сквере. В одном конце его — пруд, обнесенный красивой литой решеткой. В нем отражается высящийся на противоположной стороне эффектный храм. Архитектура его малооригинальна — обычное для джайнов эклектическое сочетание элементов исламской и индуистской архитектуры: от мусульман — колонки, портики, павильоны на крыше, типичный «килевидный» вырез входной арки, от индуистов — главный столп, увенчанный флажком. Храм облицован светло-синей кафельной плиткой, а главный «фокус» состоит в том, что в его стены вмазано огромное количество крохотных, величиной с копеечную монетку, выпуклых зеркалец. Когда на них падает солнце, весь храм светится ярким пламенем, приобретая неземной облик.

По 13 мраморным ступеням можно в предвкушении чудес зайти (разумеется, босиком) внутрь храма.

Увы. там царит роскошь не храма, а, скажем, богатого купеческого дома где-нибудь в Елабуге времен Александра III: огромные зеркала, хрустальные люстры, рассыпающие снопы разноцветных искр. На степах — изречения вероучителей в рамочках.

Под главным столпом размещается «святая святых»: ярко освещенный алтарь, украшенный драгоценными камнями; его охраняют статуи стражников — Ананды и Гатаны. В глубине алтаря — беломраморная фигурка святого, восседающего на большом лотосе из литого серебра. На святом ожерелье из золота, во лбу — алмаз. Много цветов — гирлянды на статуе, груды у подножия. Неподалеку непременный металлический ящик для пожертвований.

Еще диковиннее убранство сквера. Не хочу злословить, но персонажи старого протазановского фильма «Бесприданница» так и виделись на здешних дорожках посреди клумб и газонов, украшенных статуэтками. Кроме грубоватых, но выразительных, ярко раскрашенных изображений индуистских богов — Шивы, Ганеши, лубочных джаванов (солдат) я с изумлением обнаружил ремесленные гипсовые копии, вымазанные ужасающей серебристой краской — Венеру Милосскую (с руками!), Амура и Психею, Геракла, амурчиков, дерущихся за сердце. Наверное, вкусы у купцов везде одинаковые, ведь здешние джайны — это те же Кнуровы и Вожеватовы, только в индийском варианте.

Становилось все жарче, от пруда несло прелью. В небольших палатках, притаившихся в боковых колоннадах, торговали гипсовыми статуэтками богов и святых — джайнских, буддийских, индуистских. С удивлением увидел среди них изображения Христа и Девы Марии.

В общем, калькуттскому храму далеко до Сонаги-ра. Впрочем, он вполне вписывается в калькуттский фон.

Вернувшись, мы, взмокшие, обессиленные, покрытые пылью, кинулись в бассейн — единственное место, которое могло дать облегчение. По случаю воскресенья там уже присутствовала почти полностью женская часть советской колонии. Полдюжины дам прилежно вязали свитера из мохера, такие добротные, что при одном только взгляде на них становилось нехорошо.

6 мая. В одиночку бродить по чужому городу, да еще такому, как Калькутта, где человек — как иголка в стоге сена, нехорошо. Увы, охотников шататься по раскаленным улицам нет. Таню и Машу я с собой таскать не могу. Поэтому я очень обрадовался, когда нашел наконец партнера для своих походов. Его зовут Виктор Метлев, он инспектор по джуту, следит за фабриками, поставляющими нам джут. Сам он из небольшого городка Владимирской области, спокойный, сильный, не без юмора человек, любитель ходить пешком сколько и куда угодно.

Сегодня мы гуляли с ним по Чоуринги и имели забавную встречу. Подходит человек, спрашивает по-английски: «Вы из США?» — «Нет, из СССР». — «Очень хорошо, скажите, как там Микоян поживает, ваш президент?» — «Хорошо, — говорим, — только он не президент». — «А Баграмян, главнокомандующий ваш, жив-здоров?» — «Жив-здоров. А вы, наверное, армянин?» — «Да. Скажите, а в Ереване вы были?» И так далее. Беседовали долго. Он — мелкий купец. Приглашал в гости. Вряд ли мы к нему пойдем, но в Армянскую церковь сходить надо. Говорят, в Калькутте с незапамятных времен существует большая армянская община.

9 мая. Я без конца упоминаю Чоуринги. Пора подытожить то, что уже узнал.

Итак, Чоуринги (Chowringhee) — главная улица исторической части Калькутты. В путеводителях говорится, что она — одна из длиннейших улиц мира, но думаю, это преувеличение. Опыт моих пеших скитаний говорит, что она не длиннее ленинградского Невского проспекта.

Когда-то здесь были густые джунгли. В чащах водились бенгальские тигры, леопарды, медведи, дикие кабаны и буйволы, олени, волки. В болотах кишели крокодилы, стаи обезьян оглашали воплями окрестности. А пешеходной тропкой по кромке зарослей шли пилигримы, направляясь в знаменитый на всю страну храм богини Кали (он существует и сегодня). Пилигримы боялись не столько зверей, сколько дакойтов — вооруженных разбойников, избравших джунгли своим пристанищем.