Я хочу жить

Гронос вскрикнул и резко вскочил на постели. Опять этот кошмар… Почти каждую ночь, одна и та же картина. Она пугает его своей неизвестностью. Но теперь появилось нечто новое. Это имя… Что оно означает? Что это за планета? Откуда этот дом? Бесконечные, бесплодные вопросы мучили Гроноса долгие годы. Год за годом он силился забыть об этом, не думать о прошлом, не замечать жизни, какой она стала. Ради «острых ощущений», способных отвлечь от страданий, он доставлял страдания другим. В их криках и стенаниях, в их сдавленных хрипах и отчаянных потугах он ловил одному ему понятный кайф. Отражение собственной боли, которую не мог себе позволить выплеснуть наружу. «Всё равно это они виноваты, — проносилось в его подсознании, и возражать сладко манящему голосу не хотелось вовсе. — Они все знают своё прошлое, знают… себя. У них есть свой дом, семья. Родина. Почему я должен страдать, а они — нет? Как могут они жить, не чувствуя постоянной боли, как я?! Это так несправедливо! Они — граждане Объединённой Галактики. Они всегда могут попросить о защите… А кто я? Кто защитит меня? Ведь у меня даже нет своего государства! Какое там. Нет даже записи в базе данных определителя существ… Нужно сделать так, чтобы они никогда не осмелились причинить мне вред, — решал он. — Нужно заставить их бояться! Я мутант? Я урод? Я страшный? Ну так бойтесь меня, неженки! Я заставлю вас пожалеть о том, что вообще родились на свет!»

Странный скрип вдруг отвлёк Гроноса от безумных измышлений. Он оглянулся. В углу спальни, как-то неестественно выделяясь из общей темноты, стоял… саркисоид. Стоял и улыбался, глядя прямо в глаза Гроносу. «Что он здесь делает? — пронеслось у него в голове. — Как он выбрался из заточения?» Почему-то у саркисоида не было больше ран на животе, и даже на макушке виднелся целёхонький сканер. Что-то не давало Гроносу наброситься и схватить его, безусловный страх сдавливал грудь. Он сидел на полу, оцепенев и сжавшись в комок. Головная боль стала для него привычной, и мутант не сразу заметил её появление. Заметил, только когда она усилилась сверх обыкновенного. В оцепенении он даже не мог поднять рук, чтобы обхватить голову, и только слегка прижмурил глаза, без того прижатые сверху огромной опухолью. Саркисоид тем временем пошевелил ушами и наклонил голову на бок. Каждое движение его отдавалось болезненной ностальгией в мозгу Гроноса.

— Рако! — послышался откуда-то женский голос.

«Голос… из сна? Что за чёрт?..» — подумал мутант, трясясь. Во рту у него пересохло, в горле застрял холодный комок. И вдруг… Саркисоид просто исчез! Лишь на мгновение. И сразу появился снова, но уже совсем по-другому. Перед глазами Гроноса предстал искалеченный труп. Он лежал на животе в месиве из крови и кишок, голова его была неестественно вывернута на бок, распахнутые глаза остекленели. Изо рта вытекала струйка запёкшейся крови.

— А-а-а!!! — закричал Гронос, силясь отодвинуться от трупа, но только вжимаясь широкой спиной в собственную кровать.

Его охватил животный, панический ужас. Голова разрывалась от непереносимой боли. «Что происходит? — проносились обрывки мыслей в воспалённом мозгу. — Какого дьявола?..» На фоне этого трупа, от которого прямо тянуло осязаемым холодом, неестественно звучал нежный и тёплый голос женщины:

— Рако? Не трогай его, Рако, ты можешь его поранить. Рако?.. Рако…

— А-а!.. — Гронос судорожно закрыл лицо и сжал голову крупными, мозолистыми руками. — Не надо! Уйди! Оставь меня в покое! А-а-а…

Когда он через минуту осмелился взглянуть, по-прежнему держась за свою опухшую голову, саркисоида уже не было. Голос тоже исчез. Тишину нарушали лишь его собственные тихие стоны. Гронос сидел на полу, воя от непереносимой боли, обхватив руками голову и покачиваясь. И вдруг он услышал новый голос. Грубый и скрипучий, он гулко отдавался в пылающем болью мозгу:

— Ты хочешь умереть, малявка?!

В комнате никого больше не было.

— Нет! — закричал тонкий детский голосок. — Я хочу жить! Я хочу жить! Я хочу жить! Жи-ы-ыть!..

Преодолев оцепенение и подсознательный ужас, Гронос потянулся трясущейся рукой к тумбочке, ухватил с неё пузырёк и опрокинул его в рот. Потом, по-прежнему не вставая, достал из ящика простральный излучатель и, зажав на нём кнопку, свернулся в комок. И вещественное лекарство, и простраль практически не помогали мутанту, он знал, что всё это мёртвому припарка. Но приступ был таким сильным, что довёл Гроноса до отчаяния. Он всё ещё боялся пошевелиться. Просидел, сжавшись калачиком и дрожа, ещё пару часов. Но галлюцинации больше не возникали.

Старый флекс выбрался из бассейна и осторожно отполз от края. Вода стала совсем плохая, её давно не меняли, и ему сделалось трудно дышать жабрами — тем более что прежде он привык к проточной воде. Хотя сейчас ему даже не хотелось, чтобы воду стали менять — ведь тогда побег мог бы не состояться… Впервые за долгое время, поверив в возможность спасения, флекс захотел жить. Мембрана его излучателя полностью затянулась, и теперь он был по-настоящему этому рад.