И все мои девять хвостов

Алекс пошел на этот зов страха. На чужие всполохи боли, на отсветы гаснущих сознаний. Ими сочился средний из корпусов. Конечно, здесь выжигают души или что там такое страшное делают с братьями. Сюда враг придет и приведет сестру. Шаровой молнией вспыхнула ненависть и зависла, слепя, в глубине зрачков. Ненависть и ярость приносят победу в битве. Вспышка дает сил, ненадолго, но зато очень много. «Тише, – сказал сам себе Ши, – тише, еще не время». Он нес свое зарево злости, как кипящее масло в круглом воке: не разлить бы, не расплескать, не обжечься бы. Но масло клокотало, и чад застилал такое обычно острое лисье зрение. Он понял это слишком поздно.

Никто из буроробых не обращал внимания на «красного муравья». Лаовая Ши прикрыл своей магией. Когда же зашли внутрь, когда затаились, устроив засаду, когда Алекс лег на затянутый пластиком жертвенник и положил на лицо кляп, собираясь сделать вид, что он «дохлая лиса», чад ненависти застил ему глаза, и он не увидел ловушки: над каждым косяком каждой двери с внутренней стороны висел тайный знак. Лис мог войти в эту дверь, но выход был накрепко запечатан. Вот тогда Ши еще раз узнал отчаяние и тихо-тихо заплакал.

А казалось, что все будет дальше просто – по стратагеме «Идти вперед, туда, где не ждут; атаковать там, где не подготовились». Балахон биозащиты взяли прямо на месте. Ларину он тоже был мал. Робу «красного муравья» Ши с отвращением напялил еще в машине. Но к чему это все, если все двери в этом месте работали только в одну сторону?!

Он не посмел сказать о провале Ларину. Он лежал и слушал, как пищат приборы, как идут по коридору враги. Он слышал голос сестры. Слышал голос врага. Его сердце рвалось от горя, и глаза наполнялись слезами: они все обречены, им не победить, все напрасно.

Сестра сопротивлялась. Сестра спорила. Сестра посмотрела на него и пожалела, не узнала, но пожалела. Алекс почувствовал, как она боится, она тоже боится, но она сопротивляется.

Ши чуял лисьими ушами каждое ее слово врагу и каждую ее чуйку внутри. Когда она завизжала, когда она позвала подругу, когда она – слабая девчонка, не чующая своей силы почти богини, – кинулась в бой, не просчитывая шансы на победу, а на одной только отчаянной смелости лаовая, его тоже ожгло внутри. Он перестал думать. Он перестал рассчитывать, он изо всех сил бросился к сестре на выручку, распустив все свои девять огненных хвостов!

И дальше была битва. Сражение. Воин из нации героев один стоил десяти простых воинов. Ему даже не нужен был командир. Ши рванул со своего пластикового креста напролом, не через запечатанную магией дверь. Героям не нужны двери, лисам не нужны двери, диким ордам не нужны двери, им нужен только веский повод двигаться к цели. Проход они сделают сами.

Алекс всегда плохо управлялся с вещами, его сила была в другом, но сейчас закаленное стекло, за которым диким цветком сияла его потерянная сестра, его найденная половинка иероглифа, закаленное стекло, выдерживающее пулеметную очередь, оплавилось и рухнуло от жара его хвостов. Горячий вихрь от взрыва покорежил пространство и оплавил панели с замком-талисманом. Графемы покорежились и потеряли смысл. Путь наружу был свободен. Но Ши теперь и не думал просто сбежать.

Держа за руку преобразившуюся сестру, он сам изменился. И, видят предки и звездные лисы, ему больше не хотелось просто модной комфортной жизни красавчика-сибарита, ему не хотелось шмоток и еды, веселья и блуда, ему хотелось великого.

В чем это великое, он не осознавал, но это точно была какая-то космическая сопричастность, масштабная, огромная, как мораль, закон, небо, справедливость. Хотелось действовать, и действовать величественно, например покарать злодея, пребывая на службе добра.

Но сестра одернула, не дала злу проникнуть в источник силы. Ее план был лучше, глубже и изощреннее. Впервые Ши признал без сожаления и высокомерия, что женщины держат половину неба. Не потерять, но приобрести брата получилось лисьему племени.

Алекс не удивился, когда после битвы из темноты вышла беловолосая Старшая и поклонилась им с сестрой.

Он не удивился, когда та появилась рядом с ними на остром коньке крыши павильона, освещенном светом полной луны. Брат и сестра отпускали к принцессе луны сердца погибших братьев. Черными комьями сердца скатывались по черепице вниз до загнутого вверх края и взлетали оттуда, сияя, набирая по пути свет. Удивительное это было зрелище: темный шар светлел, загораясь изнутри, и в самом глубоком месте становился нежно-перламутровым, а небо принимало его уже золотистым. Прежде чем исчезнуть, жемчужина лисьей силы размером с луну застывала на небосклоне. На сердце живых лис делалось светлее – верный знак, что погибшие братья ушли в свет.

Старшая спросила:

– Юный Ши, ты уже решил, как проведешь свой первый взрослый год?

Ши поклонился и чуть не потерял равновесие. Старшая прикрыла ладошкой рот, пряча улыбку, как в ночь их знакомства. Затем дотронулась до своего идеального подбородка. Ши смутился, но не слишком. Слегка.