«И вновь я возвращаюсь…»

Испытания нелегкие и всегда неожиданные подстерегали их едва ли не на каждом шагу. Во время одной из многочисленных переправ едва не погиб Роборовский. Пытаясь спасти баранов, которых понесло по течению, верхом на лошади он кинулся в воду. Лошадь опрокинулась, и ее повлекло быстрым течением, а Роборовский, по счастью, быстро освободившийся от стремян, но спутанный по рукам ремнем винтовки, никак не мог выбраться на камни. Он уже совсем обессилел, когда подоспел на помощь казак и помог выйти на берег.

Как-то ранним утром, когда все еще спали, дежурный казак разбудил Козлова, чтобы тот записал показание термометра, а сам собрался будить спавших товарищей, вдруг послышался дробный лошадиный топот. Прямо к палаткам скакала толпа всадников, размахивая саблями.

Другая толпа неслась к лагерю с противоположной стороны.

«Нападение!» — громко крикнул казак и выстрелил. Тангуты-нголоки громко, пискливо загикали и пришпорили лошадей. От лагеря путешественников их отделяло не более полутора сотен шагов, и легконогие лошади быстро сокращали это расстояние.

В мгновение Пржевальский с Роборовским и все казаки — кто в чем — выскочили из палаток и открыли беглый огонь. Видимо, не ожидая столь быстрого отпора, нападавшие осадили лошадей и круто развернули их в обратную сторону. Вдогонку им неслись частые выстрелы.

Утро стояло мглистое, серое, и в смутном, неясном свете было очень трудно метко прицелиться, но Пржевальский увидел, как упал и остался лежать один из нападавших и как попадало еще несколько человек, но всех их подхватили на скаку товарищи. Николай Михайлович знал об этом тангутском поверье: погибшего обязательно надо привезти домой, иначе его душа станет мстить всем родственникам. Умерших, правда, не хоронили, а оставляли под открытым небом на съедение волкам и грифам, зато душа при этом не страдала нисколько.

Подскакав к ближайшим холмам и поднявшись на них, всадники разделились на несколько групп и стали наблюдать за тем, что делается в лагере русских. А те прочистили хорошенько винтовки, не спеша попили чаю, завьючили верблюдов и выступили. Наблюдая за ними, разбойники не могли и подумать о том, что роли коренным образом теперь поменялись: чтобы избавиться от опасного соседства, Пржевальский решил нанести ответный удар по тангутскому лагерю, расположенному верстах в шести от экспедиционной стоянки. Лучше сразу отбить всякую охоту к подобным выходкам.

Когда до стойбища оставалось версты две, Пржевальский увидел в бинокль, что всадники выстроились неровной линией человек в триста. Как будто бы они надумали дать самый решительный отпор, но, подпустив караван ближе, повернули лошадей и пустились бежать. Расстояние было небольшим, и Пржевальский приказал открыть огонь залпами. В полной панике, бросив все, бежали враги.

На первом же биваке полковник Пржевальский за проявленное отличие произвел в унтер-офицеры и урядники всех солдат и казаков.

Николай Михайлович понимал, что в конечном счете отношения с разбойниками остались невыясненными. Скорее всего они предпримут попытку еще раз напасть. Так и случилось.

На третий день после сражения, завершившегося бегством тангутов, из ущелья навстречу каравану выскочил большой, человек в триста, отряд всадников. Триста против горсти русских…

Первый залп и последовавшие после него частые выстрелы из скорострелок нападавших не остановили. С пронзительными, визгливыми криками, выставив ружья и пики, угрожающе размахивая саблями, неслась орда к лагерю.

Меткий выстрел сбросил с коня предводителя нападавших, и они тут же повернули обратно. К ущелью, однако, не поскакали, а, спешившись и отведя в укрытие лошадей, попрятались меж невысоких холмов. Пржевальский, взяв семерых казаков, а остальных оставив под командой Роборовского для прикрытия лагеря, бросился в ответную атаку, собираясь выбить разбойников и расчистить путь каравану.

Поднявшись на увал, Пржевальский нашел его брошенным и увидел невдалеке врагов, поспешно вскакивающих на лошадей. Несколько метких выстрелов, сделанных с занятой позиции, довершили полный разгром.

Потери в русском лагере долго считать не пришлось: была ранена лошадь.

Утром следующего дня полковник зачитал перед строем приказ. В нем были и такие слова: «Этой победою, равно как и предшествовавшей, куплено исследование больших, до сих пор неведомых озер верхнего течения Желтой реки. Вы сослужили славную службу для науки и для славы русского имени! За таковой подвиг я буду ходатайствовать о награждении каждого из вас знаком отличия военного ордена». Слово свое он сдержал.