Читаем «И вновь я возвращаюсь…» полностью

Как только появлялись первые признаки бури, караван останавливался. Казаки спешили развьючить верблюдов, уложить их на землю, разбить палатки. В палатках, уже дрожащих от натиска буйного ветра, торопились укрыть собранные в дороге коллекции, ящики с инструментами и оружие. Потом, внимательно оглядев снаряжение, оставленное подле флегматично жующих верблюдов и бросив взгляд в небо, Пржевальский и сам укрывался в палатке вместе с Эклоном и Роборовским. Из другой палатки доносились приглушенные голоса казаков. Десять жестоких бурь в апреле и семь в первой половине мая пришлось пережить путешественникам.

Пржевальский первым из всех исследователей Центральной Азии заинтересовался постоянством бурь в Джунгарской пустыне и дал ему объяснение.

Скудна жизнь в Джунгарской пустыне. На всем ее огромном протяжении не встретить ни единого дерева, лишь саксаул подставляет солнцу голые скрюченные ветви. Низкорослый хвойник эфедра стелется кое-где над песками, да реамюрия, так похожая на траву, иногда встретится на лессовой глине. Сухая полынь, побелевшая от жгучих лучей, кустистый, с длинными тонкими ветвями и жиденькими метелками дырисун, растущий подле редких ключей, — немного растений кормит пустыня…

Зато в распадках между подножиями высоких холмов можно встретить ревень, иногда сверкнут маленькой алой головкой тюльпаны.

Пржевальский старался как можно скорее пройти пустыню, но все исследования по мере продвижения им выполнялись неукоснительно. Описав детально каждое из встреченных по дороге растений, уж конечно же, не обошел он вниманием птиц и животных. Нет-нет промелькнет вдалеке быстрая антилопа харасульта, антилопа сайга, кулан, дикий верблюд, обитающий в южных песках, ну и, безусловно, самое редкое и самое удивительное из всех здешних животных — дикая лошадь. Лошадь Пржевальского. Животное, им открытое и им же описанное.

Только в Джунгарской пустыне и только в самых диких ее местах можно повстречать дикую лошадь. И больше нигде на земле. Киргизы называют ее «кэртаг», монголы — «тахи», и ни один европейский ученый никогда не видел ее.

Осторожные животные держались небольшими, от пяти до пятнадцати голов, стадами, пасшимися на скудных пастбищах под охраной старого бдительного самца. Обладая изумительным зрением, слухом и обонянием, дикие лошади, едва почуяв опасность, немедленно обращались в бегство.

Невысокие лошадки с большой головой, с коротковатыми, но очень крепкими ногами, коротенькой, щеткой торчащей гривой и с наполовину голым хвостом немного были похожи на ослов, но по форме головы и копыт, по мозолям на задних ногах, характерным исключительно лошади, в то же время и резко от ослов отличались.

Как же хотелось Большому Охотнику добыть хотя бы один экземпляр этой удивительной лошади! Но так чутка, осторожна она…

Однажды вместе с Эклоном удалось подобраться к стаду на расстояние прицельного выстрела, но животные, учуяв опасность, пустились в бегство. Так и не удалось ни одной лошади подстрелить. Зато от киргиза-охотника он получил в подарок шкуру дикой лошади, и эта шкура в течение десяти лет оставалась единственным экземпляром в коллекции музея Академии наук, пока новые шкуры не удалось добыть другому замечательному русскому путешественнику, Грум-Гржимайло, а несколько позже и ученикам Николая Михаиловича — Роборовскому и Козлову.

До Пржевальского о существовании дикой лошади в Центральной Азии вообще ничего не было известно, и он, конечно же, хорошо понимал, какое смятение в рядах зоологов произведет сделанное открытие.

Экспедиция продолжала свой путь через пустыню день за днем, от одного колодца к другому. Однообразная, унылая картина, написанная скудными красками с восхода солнца и до захода, представала перед воспаленными от нестерпимого света глазами идущих людей. Как-то раз уже в горах Тянь-Шаня они подошли к перевалу, по склону которого стоял густой темно-зеленый лес. Так чудесно и так непривычно было видеть его… Им бы еще надо было идти, но они просто не могли пройти мимо благодатного места… И Пржевальский, истомившийся без леса не меньше других, отдал приказ поставить палатки.

Под лиственницами, источавшими пряный смолистый аромат, разостлались луга, покрытые свежей травой и усыпанные яркими цветами, среди которых неторопливо перелетали с места на место шмели и пчелы. Густые дрожащие тени сулили покой и прохладу… Только пройдя пустыню, можно было оцепить это все в полной мере.

Еще целый день провели они здесь, не находя в себе сил двинуться дальше. Бродили по склонам, поросшим этим удивительным лесом, охотились и как дети радовались тому, что судьба послала им столь благодатное место.

Но близок уже был город Хами. Военный губернатор давно знал о приближении русских и выслал навстречу провожатых, чтобы привести по его приглашению в город. Гонцы так торопились, что на последних переходах и отдохнуть не давали.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пионер — значит первый

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии