«И вновь я возвращаюсь…»

Между тем известие о приближении чужеземцев намного опережало их появление. Весть о всесилии начальника русских мгновенно распространилась в тангутском краю, на ходу обрастая легендами. Уже все, кажется, знали о необыкновенном искусстве русских метко стрелять, об их бесстрашии, а о голубоглазом начальнике их говорили, что он либо колдун, либо, что всего вероятнее, святой, ибо его не берет даже пуля. И кроме того, разве может обыкновенный человек знать все наперед?

Дунгане тоже проведали о могуществе чужеземцев и незадолго до их появления в кумирне Чейбсен не раз появлялись у самых степ, зная, что они в безопасности под обстрелом слабеньких фитильных ружей ее защитников. Дунганам было известно, что русские в кумирню еще не пришли, и они воинственно размахивали копьями, ружьями и кричали: «Где же ваши защитники русские со своими необыкновенными ружьями? Мы пришли драться с ними!»

Все это Пржевальский узнал несколько позже, а поначалу только удивился встрече, оказанной им в кумирне, — так в осажденной крепости встречают долгожданное подкрепление.

Расположиться под защитой стен кумирни они не смогли, до такой степени она была забита пародом. Поэтому палатку путники разбили посреди луговых трав в версте от поселения. Готовясь встретить первую ночь, Пржевальский тщательно продумал план обороны на случай внезапного нападения.

Верблюды были уложены в каре, высокие седла заполнили промежутки меж ними, а в центре стояли палатка, ящики с коллекциями, сумы и тюки со снаряжением. Штуцера с примкнутыми штыками поместили под рукой наготове, десять револьверов с надежным запасом патронов тоже были уложены в удобном месте.

Осмотрев свой укрепленный лагерь, Николай Михайлович невесело усмехнулся: как на войне…

Нечего было и думать о том, чтобы найти проводника среди тех, кто жил за стенами поселения, — все в старой кумирне были запуганы дунганами насмерть. Но тут неожиданно появляются трое монголов, пробравшихся тайными тропами, по которым они шли только ночами.

Через несколько дней монголы собирались вернуться, и Пржевальский, добившись с помощью очередного подношения разрешения пойти вместе с ними, стал собираться в дорогу. Готовиться старались втайне, незаметно для окружающих — во-первых, чтобы избежать донельзя надоевших вопросов, и, во-вторых, чтобы слухи о предстоящем путешествии не дошли до дунган. Пржевальский не хотел рисковать понапрасну. Если опасности можно избежать, нужно все сделать для этого.

Встреча с дунганами, хоть и ждали ее чуть ли не ежеминутно, все равно вышла внезапной. В узком проходе меж скал, к которому вела дорога из ущелья, столпилась большая группа всадников. Их было не менее сотни, и все они воинственно потрясали оружием, ожидая, когда караваи приблизится.

Пржевальский мгновенно оцепил свое положение: поворачивать нельзя ни в коем случае — не успеешь и оглянуться, как всадники настигнут. Да и но бежать же от них в конце-то концов. Стало быть, остается только одно: идти вперед, ни на что не взирая.

Подпустив караваи поближе, дунгане сделали несколько выстрелов, повернули лошадей и бросились бежать врассыпную. Четверо русских при этом не сделали ни единого выстрела. Проводники, посеревшие от страха, облегченно вздохнули. Всего минуту назад они хотели бежать, оставив караван на произвол судьбы. Остановило их только одно: Пржевальский, вынув револьвер, пригрозил стрелять в них прежде, чем во врагов, если только они побегут.

Еще несколько дней пути по тяжелой дороге, по снегу, густо замешанному с грязью. Полуживые верблюды скользили и то и дело падали. Иринчинов с Чебаевым устало ругались, заставляя подняться изможденных животных. На кратких стоянках отдыхать как следует не успевали — близость цели торопила Пржевальского.

Перевалив еще через один горный хребет, они спустились в долину, покрытую болотами с травянистыми кочками, и вскоре вышли в степи, среди которых — теперь уже близко совсем — лежал Кукунор.

В середине октября долгожданное озеро полыхнуло им в глаза синим пламенем своей необозримой водной поверхности. Четверо путешественников, преодолевших долгий изнурительный путь к берегам, стоя рядом, молча глядят на него.

Положив дневник на колени, Пржевальский пишет: «Мечта моей жизни исполнилась. Заветная цель экспедиции была достигнута. То, о чем недавно еще только мечталось, теперь превратилось уже в осуществленный факт. Правда, такой успех был куплен ценой многих тяжких испытаний, по теперь все пережитые невзгоды были забыты, и в полном восторге стояли мы с товарищем на берегу великого озера, любуясь на его чудные темно-голубые волны…»