И только море запомнит

Бентлей хмурится, отталкивается от фальшборта и быстрым шагом направляется туда, откуда только что и пришел, к той, кого бы предпочел не видеть этим вечером. Решительность, с какой он отворяет двери, гаснет, как только Кеннет видит, что О’Райли стоит возле его стола с графином, на дне которого почти не осталось бренди. Девушка выливает в бокал все до остатка. И Бентлею бы впору возмутиться, но он лишь выдыхает.

– Вы не спите, – одними губами с придыханием произносит Кеннет, закрывая за собой двери. – Я же сказал, вам нужно отдохнуть.

Легкое раздражение от неподчинения заставляет его поморщиться. Ему не нравится непокорство, отсутствие субординации и все то, что не вписывается в идеальную картину отношений между начальником и подчиненным. Но у Бентлея не осталось уже никаких сил злиться. Сегодняшний день выдался слишком эмоциональным и выматывающим.

– О, ради бога… – Моргана дарит ему самый свой ядовитый взгляд из всех тех, что он помнит. Делает глоток из наполненного бокала и ставит его с глухим стуком на стол, прямо на бухгалтерские книги. Возмутительно, да только Кеннет не собирается препираться с ней, пытаться с холодным расчетом переиграть в бесконечной шахматной партии. Бентлей подходит ближе, берет бокал и допивает все содержимое, чтобы произнести неразумные слова:

– Каково это? Я хочу понимать.

С уверенностью охотника в засаде он следит, как быстро, почти молниеносно на лице О’Райли появляется непонимание, уголок губ, задетый рубцом, дергается. Ее несимметричные губы бросаются ему в глаза. Если приглядеться, то Моргана вся не идеальная. И если шрамы – история, то губы… А ведь она же его поцеловала.

– О чем вы? – даже если она догадывается, то ей хватает манер не додумывать, а задать напрямую вопрос. Вопрос, на который Кеннет не хочет произносить ответ.

– О вашей спине. Каково это, когда… плеть с размахом обрушивается на нее. Ваши шрамы говорят о том, что когда-то с вами это уже делали. Поэтому вы не боитесь подставиться. Любая девушка рыдала бы, умоляла, чтобы никто не позволил рассечь ей спину и оставить глубокие раны. А вам не страшно. Только вздрагиваете от боли, но что в этот момент в вашей голове?

Ухмылка на лице Морганы намного страшнее приставленного к голове пистолета.

– Мне казалось, вам нет дела до чувств других людей. С чего тогда такой интерес?

– Мне и нет дела до других, меня интересуете вы и ваше самообладание, решительность, чувство собственного достоинства, даже, казалось бы, в такой унизительной ситуации, как порка. – Кеннет сцепляет руки в замок за спиной, болезненно стискивает пальцы, отдирая большим пальцем заусенец у ногтя. – Видя вас, ни один из команды не усмехнулся, в глазах и на лицах экипажа «Авантюры» была лишь злость. С раздражением и решительностью некоторые дернулись вас спасать, но были уместно остановлены. Расскажите, капитан О’Райли, почему все на «Авантюре» уважают женщину.

Ему нравится, как ухмылка Морганы сползает, а в единственном здоровом глазу расширяется зрачок. Она выпрямляется, чуть поднимает голову, ее подбородок задирается, нижняя губа подрагивает, играют желваки.

– Неуместные вопросы.

Лорд делает шаг назад, склоняет голову:

– Какие уж есть.

Моргана осторожно опускается на край сиденья. В его сорочке, сидя в его резном кресле, она смотрится невероятно спокойно и сдержанно. Внушает ужас не меньше, чем когда в дыму боя придерживает ладонью на макушке шляпу. Кеннет наблюдал за каждым ее действием в подзорную трубу. И поцелуй пиратов воспринял как личный вызов, плевок на палубу под ноги.

– Когда я только захватила власть на корабле, устроив бунт, многие относились ко мне весьма пренебрежительно. Молодой капитан Кайджел О’Райли. От всех остальных меня отличала лишь грамотность, умение читать и то, что до этого боцман на предыдущем корабле научил заполнять лоции. На любом пиратском судне грамотные люди в цене, как и врачи, как кок, как священник. Но подчинились, согласились ходить под моим началом, пока не узнали, что я женщина. Пришлось подавлять еще один назревающий бунт, – Моргана заходит издалека, медленно излагает все мысли, словно воскрешает в памяти события прошлого.

Взглядом, склоняя голову набок, Кеннет выражает заинтересованность. Примерно так он себе всегда и представлял: пиратами становятся только бунтовщики, способные на крайности в своем желании легко заработать, свергнуть предыдущего капитана и встать во главе. Моргана не похожа на ту, кому застилает взгляд жажда наживы. Она в принципе не похожа на всех пиратов, которых ему довелось встретить и повесить.

– Его звали Джонни Смит. Он начал собирать вокруг себя людей, готовых поддержать. Подкупал, чтобы сойти на берег и объявить: «Авантюре» нужен новый капитан. Но до берега дело не дошло. После обвинения в заговоре пришлось с ним подраться. Я била Джонни, пока не превратила его лицо в кровавую кашу. Руки по локоть в крови, лицо опухло. Но добилась того, чтобы меня начали уважать.