И только море запомнит

Валерию знобит. И дело даже не в пробирающем до костей холодном ветре, а в ужасе, который наводят на нее живые мертвецы. Она еще не до конца определилась, как же правильнее называть эти порождения тьмы. Потому что с виду они именно сгнившие трупы, поднявшиеся из глубин, но способность проходить сквозь объекты и стены точно досталась им от призраков. Пытаясь разобраться в происходящем вокруг, да Коста перебирает все знакомые ей истории, прочитанные или рассказанные служанками и няней. Только в этих сказках ни о каких живых мертвецах не шло речи. Да и няня ведь не ставила перед собой цель напугать Валерию, она просто тешила неугомонное дитя, лишь бы отстало и перестало докучать.

Скрыться от порывистого ветра и брызг волн очень тяжело за старыми полуразломанными досками, а брезгливость все еще берет над ней верх, поэтому Валерия не касается камзола, повешенного на спинку гнилого кресла. Потирая замерзшие кисти и пальцы, Валерия лишь беспокойно смотрит в разбитое окно каюты капитана.

Любой человек на месте да Косты рыдал бы взахлеб, но ее слезы застряли где-то в глотке, как она сама – на посудине, живущей за счет невиданной силы. Мысль разбежаться и прыгнуть за борт все чаще и чаще возникает в голове, но Валерия пока не готова это сделать. Она не успеет коснуться воды, как ее схватят и затащат обратно на борт. А там уже надеяться на милость Кеннета не придется.

Матео пообещал отыскать ее, когда садился в лодку, но Валерии думается, что тот вряд ли захочет вновь пережить ужас. Да и где он будет ее разыскивать, если вообще когда-нибудь доберется до Испании? А направится ли он туда? На поиски Морганы могут уйти не просто месяцы, а целые годы. Уж в этом Валерия реалистка.

В сущности, да Коста и вовсе не понимает, почему все еще остается заложницей живых мертвецов. Она совершенно не пригодна для тяжелой мужской работы, никогда не управляла кораблем, а вопрос удовлетворения потребностей команды и вовсе в данном случае не поднимается для обсуждения. Валерия просто болтается по кораблю, предоставленная сама себе. И за редким исключением вынуждена наблюдать, как лорд Бентлей Кеннет стоит на носу корабля, когда мертвые матросы по привычке отобьют склянки. Затем мертвец разворачивается, тяжело опираясь на почерневшую от времени и морской воды трость, и хромает обратно на капитанский мостик.

Бентлей Кеннет никогда с ней не разговаривает, не приходит навестить или поугрожать, пытаясь выбить хоть какие-то сведения. Наверное, понимает, что ничего не добьется. Но она будто и не мешает ему своим присутствием, как и другим матросам и бродящим блеклыми тенями по кораблю офицерам.

С каждым новым днем девушка все меньше и меньше чувствует свою связь с миром живых. На «Приговаривающем» – об этом гласит надпись на корме, которая некогда была цветной, а сейчас лишь напоминает о былом величии, – время течет как-то иначе. Она заметила это на яблоке. Сколько бы этот несчастный плод ни болтался по столу в каюте, выглядеть менее аппетитно он не стал.

Валерия отлипает от окна. Она опять замечает Кеннета на баке. Его фигуру очень сложно спутать с кем-то еще, он стоит и смотрит в туман, будто хочет или надеется разглядеть в нем что-то. Но туман, напоминающий больше не дымку над парным молоком, а черные клубы, никогда не покидает изуродованное тело «Приговаривающего». Испанка накидывает на плечи материнскую шаль, заворачивается в нее, чтобы открытые руки в тонком дорожном платье окончательно не задубели, и выходит на палубу. Старая дверь скрипит ржавыми петлями. Валерия закрывает ее за собой в надежде, что осколки помутневшего стекла не посыплются снова и она не изранит руки. Вспухшее дерево входит в раму плохо, и ей приходится сильнее дернуть на себя грязную ручку.

Развернувшись, да Коста направляется к Бентлею. Поначалу ее шаги твердые, но чем ближе она становится к призраку, тем сильнее робеет. Мертвые беспощадно резали живых, Кеннет тоже может нанести ей последний удар. С жизнью прощаться не хочется, но, во всяком случае, смерть будет мгновенной.

– Сэр, могу ли я к вам обратиться?

Мужчина в черном камзоле стоит неподвижно, опираясь двумя руками на трость, не шевелятся ни пальцы, ни его пустые зрачки. Лишь скрипят обрывки не до конца разложившихся снастей да шлепают драные паруса, «Приговаривающий» ненормально медленно и плавно идет по воде. Кажется, что призрак даже не обратил на Валерию внимания, посему испанка еще раз робко обращается:

– Милорд?..

– Я слушаю, – хрипит Бентлей, и Валерия вздрагивает. Лорд тут же вдыхает полной грудью, но да Коста не замечает, чтобы он выдохнул.

– А… милорд, простите, но мне… Мне нужно кое-что уточнить, – затравленным взглядом жертвы да Коста смотрит на мертвеца. Призрак неподвижен, холоден и отстранен.

– Я… слушаю, – со свистом его слова вылетают и, словно мелкие речные камушки, падают, ударяются и разлетаются в стороны.