И солнце взойдет. Он

Время, пока в Ланга один за другим вливались растворы, тянулось мучительно медленно. Не скрашивали его даже студенты, которые неизбежно требовали внимания. Понимая, что вид пьяного главы хирургии вряд ли поспособствует у них поднятию рабочего духа и мотивации, Рене не никого пускала внутрь маленькой обители перегара. Вместо этого она то и дело выходила в общий коридор скорой, где между каталками и шкафами подписывала листы назначений и слушала сбивчивые отчёты. Пейджер постоянно разрывался сообщениями о состоянии пациентов, несколько раз прилетал вертолёт, а в обед, ради разнообразия, её навестила сердитая Роузи и принесла божественно резиновый салат из буфета. Медсестра кинула брезгливый взгляд на валявшегося Ланга и, прошептав«упырь», вернулась обратно к своим маленьким пациентам.

На этом события дня как-то резко закончились, только брошенный на тумбочку телефон (разбитый и, естественно, чёрный) с периодичностью в каждые двадцать минут взрывался голосом Мика Джаггера. Он так отчаянно страдал и так хотел перекрасить весь мир в чёрный цвет, что Рене не выдержала и усмехнулась. Кажется, её наставник преследовал те же цели, только вот начать решил прямо с себя. Больше Рене никто и ничто не беспокоило. И ближе к пяти вечера, когда разошлись последние студенты, она с удобством расположилась на колченогом стуле и сделала вид, что почитывает найденное здесь же потрёпанное руководство для хирургов-стажёров.

На самом деле, Рене не запомнила ни слова из бездумно пролистанных страниц. Тяжёлая книга лежала на коленях, но она туда почти не смотрела, потому что больше, чем буквы и схемы… Больше, чем показания приборов и состояние Ланга, её занимал тот самый узор на крепком мужском предплечье. Весь день она натыкалась взглядом на столь контрастно черневший рисунок и одёргивала себя, чувствуя, как горят от смущения щёки. Это так невоспитанно – разглядывать спящего! Но было что-то завораживающее в том, как линии сливались в строгую геометрию. И Рене смотрела на них настолько долго, что сама не заметила, когда осторожно потянулась к безвольно повисшей руке. Коснувшись одной из дорожек, она подушечками пальцев ощутила едва заметную неровность кожи, провела по ложбинке между двух нарисованных стен, очертила звезду перекрестка и попыталась взглядом найти хоть один выход, но не смогла. Ещё раз полюбовавшись на странный узор, Рене дала себе мысленный подзатыльник и прочитала целую лекцию о неэтичности поведения, прежде чем аккуратно уложила тяжёлую мужскую руку поверх одеяла и подняла взгляд.

Ланг смотрел внимательно. Без привычной скуки или равнодушия, которые проскальзывали в первые их встречи и даже вчера, пока они друг на друга орали. Тогда в его глазах было больше усталости от назойливости нового резидента, чем раздражения. Но теперь там было что-то похожее на любопытство. Впрочем, всё это Рене могло показаться, потому что она немедленно уставилась в лежавшую на коленях книгу и почувствовала, как горят уши. Нехорошо разглядывать спящих, а уж трогать их и подавно.

– Добро пожаловать в мир адекватных людей, – нарочито ровно произнесла она и захлопнула учебник.

– Сомнительное пожелание, – откликнулся Ланг, а затем пошевелился. В попытке проверить функционирование своего организма он осторожно приподнялся, но руки пока не слушались. Так что, прикрыв глаза, незадачливый хирург упал обратно на койку и пробормотал: – Где Фюрст?

– Делает свою работу, – сухо откликнулась Рене, что не осталось незамеченным.

– Ох, ну, давай. Прочитай мне часовую нотацию о роли и обязанностях врача, о моём неподобающем поведении и прочей дребедени.

– Обязательно, но чуть позже. – Она скрестила на груди руки и нахмурилась. Ланг же приоткрыл один глаз, скептически посмотрел на сидевшую рядом с ним девушку и снова плотно смежил веки. Рене успела заметить покрасневшие белки, но в целом глава отделения уже меньше походил на восковую копию самого себя. Наплевав на возражения, Рене посветила в прищурившиеся глаза, проверяя реакцию зрачков, за что получила лёгкий шлепок по руке.

– Почему ты смотришь на меня так, будто я отобрал у тебя щенка и отдал проходящим мимо цыганам? – невнятно пробормотал он.

Рене недоумённо приподняла брови. Ланг этого, конечно, не видел, но правильно истолковал повисшее молчание.

– Осуждающе и с полным непониманием происходящего, – едко пояснил он и снова открыл глаза, уставившись на поднявшуюся Рене ещё пока мутным взглядом.

– Наверное, потому что я осуждаю и не понимаю?

– Ого, наш серафим способен на подобные чувства? Трепещите! Скоро состоится второе пришествие! – ехидно провыл привидением Ланг, а потом резко отсоединил капельницу, неаккуратно выдернул катетер, отчего Рене непроизвольно вскрикнула, и пробормотал: – Проваливай и позови Фюрста.

– И не подумаю, – прошипела она в ответ, а сама спихнула ладонь, которой выругавшийся Ланг попытался остановить рванувшую из вены кровь.