И солнце взойдет. Он

В отделении неотложной помощи было шумно. Проталкиваясь между людьми, каталками и ящиками с медикаментами, Рене торопливо двигалась мимо смотровых и с каждой пустой или заполненной совсем не теми людьми комнатой чувствовала, как сильнее колотится сердце. Ланга нигде не было. Дойдя до конца коридора, она остановилась и растерянно заозиралась по сторонам. И что теперь делать? Вызывать спасателей? Но, куда… Монреаль – огромный город, где улиц точно связей в молекуле ДНК. А что, если Ланг опять кого-то сбил или, ещё хуже, попал в аварию сам? Тогда надо срочно звать парамедиков и искать… Но где? Господи! Рене почувствовала, как от волнения онемели кончики пальцев. Следовало успокоиться и, быть может, ещё раз пройтись по отделению скорой. Вдруг она не заметила! Пропустила. Рене беспомощно уставилась на мерцающие индикаторы вызовов в палаты, не зная, куда направиться дальше, и тут за спиной раздался окрик.

– Эй, новенькая! Как тебя там? – Рене резко оглянулась, отчего в шее хрустнула парочка позвонков, и увидела позади себя дородную медсестру из неотложки. Та поправила стойку с капельницей и хмыкнула: – Не своего главного ищете?

Какого именно «главного» можно было не уточнять, ведь стандартный цвет формы хирургического отделения выдавал Рене с головой.

– Доктор Ланг здесь?

– А где ж ему ещё быть, – хохотнула медсестра над очевидными нотками надежды. – За ширмой, в «отстойнике».

Рене на мгновение замерла, а потом вымученно прикрыла глаза.

«Отстойником» звали пять простых коек, отделённых друг от друга плотными жёлтыми шторами. Туда периодически привозили бездомных с различной степенью переохлаждения, везунчиков с лёгкими вывихами и… пьяных. Что в этом месте забыл глава хирургии было неясно, но нехорошее предчувствие сдавило лёгкие, отчего каждый шаг отзывался болью где-то меж рёбер. Однако, остановившись напротив своеобразного входа в отсек, Рене резко выдохнула, а потом решительно отодвинула занавеску. Ноги уже хотели было шагнуть вперёд, но мозг немедленно приказал стоять, а затем вовсе велел бежать прочь. И Рене попятилась.

Господи… Да быть не может! Она тряхнула головой и с силой зажмурилась. У неё, наверное, обман зрения или помутнение рассудка на почве волнений. Но, моргнув один раз, затем второй, Рене поняла, что не бредит.

Доктор Ланг действительно находился в «отстойнике». В том виде, в каком она никогда не должна была его видеть. И от свалившегося на неё зрелища Рене почувствовала, как в груди зашевелилось бешенство. Отчаянное, горькое, наполненное разочарованием, никому не нужным пережитым страхом и накатившей усталостью. Но, поджав отчего-то задрожавшие губы, она шагнула в отсек.

За годы учёбы Рене успела повидать многое. Трупы в анатомичке, трупы в морге, даже трупы в палате. В них не было ничего необычного и почти ничего интересного. Но то, что валялось на узкой, заправленной одноразовой простынёй койке больше напоминало помятое тело. Из тех, что ещё бьются в слабых конвульсиях, прежде чем испустить дух. Но это огромное чёрное пятно, чьи белеющие предплечья и кисти болтались подобно поломанным палкам, было пока живо. Оно дышало, возилось и даже издавало невнятные звуки, больше похожие на бульканье какой-нибудь установки. Иногда, правда, на пару секунд затихало, но потом снова принималось елозить и бормотать, отчего по всей комнате стелился кислый аромат чудовищного перегара. От него щипало в носу, и Рене инстинктивно прикрыла лицо, опасаясь сделать слишком глубокий вдох. О господи…

Неожиданно огромная туша колыхнулась, резко перевернулась набок и натужно выблевала содержимое своего желудка прямо на кафельный пол. Остро запахло желчью.

– Твою мать, Ланг! Я же дал тебе таз.

Знакомый усталый голос раздался откуда-то слева, а затем с инфузионной системой в руках из-за занавески напротив вынырнул доктор Фюрст. Не заметив замершую Рене, он осторожно обошёл койку, постарался не наступить в медленно растекавшуюся вонючую жижу и принялся подсоединять трубки к уже висевшему пакету с готовым раствором.

– От…в’ли, – невнятно пробормотал Ланг, а затем снова зашёлся в приступе рвоты. Естественно, на пол. Естественно, в полном пьяном пренебрежении ко всем возможным нормам приличий.

– Энтони, завязывай с этим. Ваши с Дюссо попойки однажды закончатся очень плачевно, – тихо и зло произнес Фюрст.

– О-о-о, – раздался то ли стон, то ли отрыжка. И голова Ланга откинулась обратно на кровать, принимая одну горизонтальную прямую вместе с остальным телом. – Дс’со н’причем. Вч’ра я был со-о-оло.

Послышался хриплый смех, а потом Ланг подтянул руку к лицу и прямо предплечьем вытер перепачканный в блевотине рот. Рене передёрнуло. И, наверное, именно это движение смог уловить расфокусированный взгляд главы отделения, потому что вопреки не слушавшимся мышцам Ланг повернул голову и уставился на замершую в проёме фигурку.

–Alan, ich glaub, ich fahr' mir grad 'nen Film, – настороженно пробормотал он, а потом не удержался и снова срыгнул, перепачкав собственный свитер.