И даже небо было нашим

Мы доплыли до берега и, помогая друг другу, вскарабкались на скалы. Меня дважды относило назад течением, прежде чем я сумел подтянуться наверх.

Я дрожал от холода. Виолалибера сказала, что, если мы всё с себя не снимем, у нас будет воспаление легких. Мы так и сделали. Затем она велела нам подойти поближе и согреть ее, и мы снова послушались, собрались в кружок возле нее. Она расхохоталась.

— Здорово я вас напугала, да? — сказала она, вытирая с нас капли воды ладонями, губами и волосами.

Я стал на колени на острых скалах, потом лег на спину. Мы были слишком молоды, чтобы остановиться. Страх только возбуждал нас. Я взглянул вверх, пока никто не успел заслонить от меня небо. Несмотря на луну, можно было разглядеть множество звезд.

На следующий день Никола ждал меня перед собором в Бриндизи.

— Оставь мопед здесь, — сказал он. — Мы пойдем пешком.

— Почему бы тебе не сесть сзади?

Никола с презрением посмотрел на мопед.

— Я на этих штуках не езжу.

— Если я его здесь оставлю, его украдут, — сказал я, но Никола уже шагал куда-то. Я пошел за ним, толкая мопед с выключенным мотором.

Мы свернули на набережную. Время от времени на нас налетала волна солоновато-горькой вони. Это было странно — мы оказались вместе в разгар дня, причем только двое, он и я. Вдруг Никола сказал:

— Я тут подумал… Берн провел в башне больше времени, чем мы. Гораздо больше.

— И что из этого?

— Ничего. Просто он больше времени провел с Виолалиберой. Это несомненный факт. А значит, наибольшая вероятность, что это именно он.

— Не имеет значения, — возразил я.

— Еще как имеет. Откуда мы знаем, чем они занимаются, пока нас нет?

— Мы тоже там были, Никола.

— Уверен, со мной такого случиться не могло.

— Ты серьезно?

Он метнул в меня недобрый взгляд.

— Ну конечно, ты же всегда защищаешь его. Что бы он ни натворил, ты каждый раз на его стороне. Как в той нелепой истории с забастовкой. Как будто не замечаешь, во что он превратился.

— Во что же, по-твоему, он превратился?

— В фанатика. Все время говорит об этой книге. Нарочно, чтобы позлить Чезаре.

— Да, но Чезаре…

Никола вдруг остановился так резко, что я чуть не налетел на него.

— Что «Чезаре»? Вечно вы ищете повод придраться к нему. Он подобрал вас, дал вам дом. Без него вы бы сейчас…

Он не договорил.

— Чезаре уничтожил все книги Берна.

— Все книги? Это Берн тебе так сказал? Две книги. Их было только две.

Только две, повторил я про себя. И постарался вспомнить подробности нашего разговора с Берном в общежитии «Замка». Хотя какая разница, сколько их было — две или сто?

— Ты не знаешь, как Берн вел себя с Чезаре. Без конца заводил при нем гадкие разговоры, потешался над ним. Это Берну следовало бы ответить за все. Это он первый начал, — сказал Никола.

Тем временем мы пришли по нужному адресу, на узкую улочку Старого города. На одном из балконов тянулись во все стороны блестящие, мясистые ветки какого-то растения, они обвились вокруг перил, точно щупальца.

— Это здесь, — объявил Никола, поглядев на записку, которую вынул из кармана. — Звони в дверь.

— Почему я?

— Звони, черт побери!

Дверь открыла старушка; она молча сделала шаг назад, чтобы дать нам пройти. Мы вошли. Усталым жестом она указала нам на диван, а сама села в кресло рядом с диваном, перед включенным телевизором, и продолжила смотреть развлекательную вечернюю программу. Я отпросился с работы, в который раз наболтав синьору Наччи что-то про несуществующую невесту. Глядя на актрис, мелькавших на экране телевизора, я впервые подумал о «Замке» с сожалением. Подумал о Коринне. Мы избегали друг друга с того дня, когда я по ее вине опрокинул поднос.

— Входите, — произнес мужской голос у нас за спиной.

У говорившего была пышная, ухоженная борода, на носу — очки в прозрачной оправе. Он затолкал нас в кухню.

— Где девушка? — с раздражением спросил он.

— Она сегодня не пришла.

— Так что, мне одного из вас осматривать?

— Мы не подумали… — начал Никола, но осекся — ему стало стыдно.

— Сколько недель?

— Мало. Как нам кажется, — по-дурацки ответил я.

— Кто из вас отец?

На сей раз промолчали мы оба. Доктор налил себе стакан воды из-под крана и залпом выпил. Затем, не выполоскав стакан, поставил его в сушку. Нам он ничего не предложил.

— Понятно, — пробормотал он. — Несовершеннолетняя, да?

— Ей шестнадцать.

— Вы должны привести ее ко мне как можно скорее, ясно вам? — В его голосе я почувствовал усталость и отвращение. Из комнаты доносилась болтовня участников телешоу. В квартире пахло стариковским жильем.

— Это стоит полтора миллиона, — добавил он, — вы должны принести их, когда придете с девушкой. Даже если я не смогу проделать это сразу.

— Нам сказали, миллион, — тут же запаниковал Никола.

На лице доктора обозначилось что-то похожее на улыбку.

— Вы не знаете, кто отец, не знаете, какой срок. Но знаете цену, верно? Так вот: цена не всегда одна и та же. Если ничего нельзя будет сделать, я верну вам миллион триста тысяч. Оставлю себе только стоимость осмотра.

— Как это «ничего нельзя будет сделать»? — повторил Никола.

— Доктор… — произнес я.

— Что?

— Как это происходит?