i cf85044c3a33e6c4

— Спасайте Конелл и к черту ребенка, — рявкает ректор.

— Картер, иди к черту. Джоанна всегда хотела иметь детей, просто это ты, черствый

ублюдок, об этом не знаешь! Тебе же было от нее нужно лишь одно — секс. Ты понятия не

имеешь, что для нее имело или имеет значение!

Мгновение Картер смотрит на своего визави, и я вижу, как его пальцы сжимаются в кулаки.

— Но, в отличие от тебя, я осознаю, что еще несколько минут, и у нее не будет ни детей, ни

мозга. Как по-твоему, из нее выйдет хороший инкубатор? Не перекладывай с больной головы

на здоровую. То, что у вас с Мадлен детей нет, не означает, будто Конелл рискнула бы жизнью

ради собственного убийцы.

После этого он просто разворачивается и выходит из аудитории. А сказанное остается, оно

старит Роберта Клегга сразу на много-много лет. Я ничего не знаю о личной жизни

заведующего кафедрой параллельного программирования, но, кажется, ректор попал в яблочко,

потому что внезапно защитник интересов Док занимает диаметрально противоположную

позицию и обреченно произносит:

— Делайте как он сказал.

***

Джоанна

Пробуждение болезненно. Мир в тумане и все плывет, но я запоминаю слова, которые

произносят доктора. Это не трудно, мама страдала тем же. Отслоение плаценты на ранних

сроках. Потом говорят много страшного. Что-то про остановку сердца во время операции…

Знаете, туннеля со светом я не помню, я ничего не помню с тех пор, как прямо во время

экзамена отключилась. Будто тот промежуток времени, когда я была без сознания, меня не

существовало вовсе. Пугающее открытие.

Спасти ребенка было невозможно. Врачи посоветовали «не повторять опыт

оплодотворения». Они не верят в то, что я смогу выносить ребенка. Что я сделала не так?

Неужели за каждую крупицу счастья мне придется пройти огонь, воду и медные трубы?

Боже, а ведь я надеялась. Я рассчитывала, что больше не буду одинока, что моя жизнь

станет более… осмысленной. А мое тело оказалось не в состоянии меня поддержать. Глупое,

бесполезное тело, которое даже не может выполнить свое единственное предназначение —

подарить жизнь.

Или это я виновата? Может быть, дело не в дурной генетике, а в том, что я годами убивала

свой гормональный фон противозачаточными препаратами, стрессами… Неужели меня

погубили мои же амбиции? Я бы хотела заплакать, но слез нет. Это потому что я на

обезболивающих или просто стала настолько черствой? Глаза горят, горло сжимается, но хотя

воздуха нет, а из груди рвутся рыдания, слезы не приходят.

Я не хочу двигаться. Я не хочу шевелиться. Я запрещаю пускать ко мне посетителей, коих

под дверью, по словам персонала, собралось немало. Я хочу перевернуться на бок, свернуться

калачиком, но боль ужасная, она не дает шевелиться. Внутри меня покопалась толпа людей в

масках. Они вернули жизнь мне, но забрали ребенка и надежду. Я лежу и задыхаюсь, я

захлебываюсь отсутствующими слезами. И так продолжается, пока мне не вкалывают

успокоительное.

— Вам нужно поговорить с родными. Станет легче, — мягко говорит медсестра.

Я поворачиваю голову и вижу на тумбочке кольцо. Оно не Брюса, но напоминает мне о

нем. Я не могу и не хочу видеть родителей. Они меня не поддержали. И трагедия случилась

сразу после сообщения мамы, мне очень хочется обвинить в случившемся ее, переложить хотя

бы часть ответственности. Но правда в другом: я должна была больше заботиться о себе и

ребенке. Я должна была больше его хотеть. С первого дня мечтать и желать, а теперь я

наказана. Все заслуженно! К тому же родители непременно воспользуются ситуацией и

попытаются свести нас с Брюсом снова. И будут жалеть-жалеть-жалеть. Теперь все будут

жалеть, и Мадлен с Робом, и студенты, которые видели меня чуть ли не при смерти, и весь

персонал университета, ведь слухи распространяются очень быстро…

— Позовите Керри и Лайонела Прескотт, — прошу я, готовясь принять на себя все оплеухи

под названием «счастливое семейство».

У них трое детей, отличные отношения. Я не выдержу. Нет, я определенно не выдержу! У

них есть все, чего нет у меня. Они просто олицетворение моей разбитой и уничтоженной мечты,

но они же единственные люди, которые помогут и не станут топить в жалости… Кроме них у

меня тут только Шон, но он меня скорее застрелит, чем станет заботиться…

Лайонел входит в мою палату очень неуверенно, а Керри как всегда решительна.

— Врачи говорят, что некоторое время я не смогу сама о себе заботиться. Можно… можно

пожить у вас?

— Ты уверена? — настороженно спрашивает Керри. — Дом с тремя детьми — не лучшее

место для послеоперационного восстановления.

— Керри! — восклицает Лайонел. Упоминание детей точно ножом меня режет, но я знаю,

что Керри выделит мне отдельную комнатку, где я смогу скрыться ото всего мира и плакать,

пока не полегчает. В этом местечке не будет детей. Она не бесчувственная. Думаю, у нее даже