i cf85044c3a33e6c4

аномальным, но то, что он готов играть в салочки с законом — ни в какие ворота. Обиделась,

да, в носу щиплет от сдерживаемых слез.

Кстати, о законе… интересно, на пути в США меня пропустили в аэропорту лишь один раз,

или обвинения и впрямь сняты? Не хотелось бы, чтобы теперь подхватили под ручки прямо на

контроле… По паспорту я теперь Джоанна Картер, и как Шон с Юнтом его мне сделали, даже

знать не хочу, но не устаю надеяться, что он меня спасет…

За стеклянной перегородкой кабинки сидит мужчина с бесстрастным лицом. Мужчина —

это хорошо, для меня их братия должна быть генетически уязвима. Если, конечно, не брать в

расчет представителей сексуальных меньшинств… В сторону подобные мысли, и без них есть

от чего сойти с ума! Пытаюсь улыбнуться, но получается плохо, потому что губы дрожат. С

самого детства боюсь паспортного контроля, а сейчас, наконец, причина появилась…

Мужчину, кстати сказать, моя попытка оскалиться ни разу не трогает. А еще его не беспокоит

то, что мне ко все-таки подходят два сотрудника службы безопасности, и велят идти с ними.

В первые несколько секунд я начинаю перебирать варианты. Наступить на ногу каблуком

туфли (ну, я прикупила себе новенький наряд. Серьезно, форма ВВС США для побега не очень-

то годится), но понимаю, что меня скрутят в два счета, устроить бег с препятствиями тоже не

слишком умно — поймают как делать нечего… остается сдаться и надеяться на мирное

урегулирование вопроса.

Меня, к счастью, не пихают и не толкают, просто сопровождают в комнатку, где есть

только стол, несколько стульев и телефон. Наглядная демонстрация права на законный звонок.

Жуть-то какая…

— Просто ждите, — сообщают мне будущий распорядок. А звучит, однако, угрожающе…

Ждать приходится недолго. Всего через минуту в комнатку врывается разъяренный Картер,

и я вскакиваю со стула, готовясь держать оборону.

— Отличный спектакль. Только смысла его я не понял! — чеканя каждый слог, сообщают

мне. — И план тоже редкостно хреновый.

Судя по виду Шона, меня действительно догоняли не без участия самолетов. Выглядит он

как восставший мертвец. Я могла бы вырубить своего драгоценного одним пальцем.

— А чего ты ждал?! — намеренно громко спрашиваю. Пусть мучается! Сполна заслужил!

— Признался, что использовал меня в своих интересах, водил за нос несколько лет… И ведь

явно делал это для себя, пытался доказать, что можешь все на свете!

После этих моих слов случается нечто совершенно невообразимое: у Картера буквально

челюсть отвисает. Такого я не видела никогда, и сдается мне, больше не увижу. Причем Шон

смотрит так, что даже я начинаю сомневаться в собственном здравомыслии. Наконец, отмерев,

он опирается обеими ладонями о стол и начинает медленно, угрожающе говорить:

— И как же тебе это в голову-то бестолковую пришло, а? — Вздох.

Пытаюсь защититься:

— Тебе хватило наглости использовать меня, несмотря на то, что нас разделяло полмира!

— Джоанна, если бы я смог тебя вычеркнуть из собственной жизни, забыть обо всем

случившемся, это избавило бы меня от половины проблем, но ведь черта с два! Виновен разве

что в одном: сдалась мне ты, дура блондинистая! Не спорь, дура и есть, раз ухитрилась

придумать, что попытки тебя вернуть являются доказательством безразличия. Окей, я смог

совместить приятное с полезным, но не легко и просто, а потому что долго думал, как бы это

осуществить. Однако, вместо благодарности, меня обвиняют в том, что я помог добиться

амнистии для Джона Конелла, позволил Кристоферу избавить тебя от неприкрытого

лжесвидетельствования в суде (поверь, менее убедительно сыграть на Сицилии было просто

невозможно), взял в Бабочки, дал место в университете — фактически, сделал то, о чем ты

грезила еще в юности, предоставил жилье твоим родителям и даже липовому женишку, не

позволил сделать глупость и выйти замуж за человека, который по щелчку Юнта обменял тебя

на пару нулей в банковском счете… и теперь ты заявляешь, что все это я сделал для себя,

заставив пойти на великую жертву — невозможность поселиться на исторической Родине?! —

В этом месте Шон не выдерживает, ударяет ладонью по столу и, вздрогнув от громкого звука,

начинает тереть пальцами виски. — Поверь, Джо, если бы я мог послать тебя к черту, я был бы

стократ счастливее. Достала. Ей Богу, может, и заслужил, но достала!

— Достала? Это я тебя достала?! Вообще-то, кое-кто — не стану показывать пальцем —

прилично так выиграл на всем вышеперечисленном!

— Так. Чего еще ты хочешь? Чего, бл*ть, тебе бескорыстного от меня понадобилось еще?!

— Детей! — всплескиваю руками.

— Это все?

— То есть все?

— То есть обещай, что если получишь детей, больше никогда доставать меня своими «не

верю тебе — эгоцентричной скотине» не станешь.

— Клянусь, — радостно выкрикиваю я, уверенная, что получила все счастье мира, но вдруг

осознаю, что ошиблась с формулировкой, а Шон уже достает телефон. — Ой, нет, стой, это

должны быть наши дети. Твои и мои.