дятел, злобно долбилась в голове. А потому я не сдалась. Но ведь и он не отстал. — Ты
оглохла?
— Успокойся, — попыталась вразумить я его.
— А я спокоен. — И снова отпил виски. Злой Шон — ладно, не привыкать, но злой пьяный
Шон — территория несколько неизведанная. — И когда ты уйдешь, я стану еще спокойнее.
Проваливай!
— Куда я пойду ночью?!
— Это не мои проблемы! К Клеггу вали, к Керри, да какая мне, на хрен, разница. Или
предложи кому-нибудь еще тебя трахнуть в обмен на кров, поверь мне, тебя возьмут с руками и
ногами, ты стоишь каждого цента арендной платы.
Это окончательно взорвало мне мозг. Да как он смеет говорить такое?! Я
бросилась на него. Но это было, конечно, и глупо, и тщетно. Он просто перехватил мои
поднятые для удара руки, а потом прошипел:
— Убирайся вон, — и сильно оттолкнул от себя.
Я не удержала равновесие. Мир остановился. Момент падения был точно такой
же, как в фильмах показывают. Все замедлилось, голова отключилась. А потом шипы боли
обожгли спину. И я попыталась закричать, но удар вышиб из груди весь воздух. Ножки
столика, которые недостаточно прочно крепились к стеклянной столешнице, отломились и
отъехали в сторону, оставляя мне лишь короткий момент невесомости, а затем — мягчайшую
перину из острых осколков.
Я чувствовала, что под спиной становится все теплее и теплее. Кровь. Было
ужасно больно. На несколько мгновений я даже ослепла, а когда зрение вернулось, Шон стоял
надо мной, и на его лице не было видно ни тени сожаления. Он просто сделал еще глоток виски,
развернулся и ушел, хлопнув дверью спальни.
А я не могла сесть, даже думать было больно. Уже почти, почти позвала Шона, но
страх победил. Его отсутствующее бесстрастное лицо запечатлелось в памяти навсегда. Он
псих, маньяк, а вдруг он окончательно спятил и может меня убить? Долго лежать нельзя, а то я
рискую умереть от кровопотери… Есть ли на спине артерии? Я понятия не имела. Но
позвоночник-то точно имеется. Для того, чтобы убедиться, что все не совсем плохо, я
попыталась пошевелить пальцами ног и рук. Удалось. Это хорошо, да? Я попыталась сесть, но
стало еще больнее, я не сдержала вскрик, перепугалась, что вернется Шон, зажала рот рукой и,
не переставая всхлипывать, ползком направилась к двери.
Я ползла по улице, стирая кожу на ладонях и коленях, оставляя за собой кровавую
дорожку. А когда миновала несколько домов, решилась позвонить в скорую по сотовому,
который, к счастью, ни на минуту не выпускала из рук. Я лишь надеялась, что меня спасут
раньше, чем я истеку кровью.
***
Он не мог понять, откуда исходил стук. То ли в дверь барабанили, то с ним случилось
худшее похмелье в жизни. Пил. Да, вчера он пил. Охренеть сколько выпил, но и причина
имелась. Задержание, бездоказательное обвинение, однако в том, что он действительно делал,
и, наконец, крушение жизненной теории. Определенно, алкоголь не был лишним. Хотя
количество... можно было остановиться намного раньше. Сначала выпили с Алексом (за снятие
обвинений, конечно), потом тот отправился к жене, а горе-хакер предпочел задержаться в баре
и выпить еще. Лишь бы домой не идти, лишь бы ее не видеть. Он бы с большим удовольствием
узнал, что ее сбил автобус, и этот запредельный эгоизм имеет под собой основу не из одного
лишь упрямства и желания ужалить побольнее.
С каких, нахрен, пор, ему это стало важным, ведь он сделал все для сохранения
«стерильных» отношений. А теперь размяк и передумал? Как все остальные тряпки этого мира?
Доигрался до того, что в попытке доказать, будто не слабак, и она ничего для него не значит,
швырнул на журнальный столик, развернулся и ушел... Смутно помнил произошедшее, темно
было, злость на нее перекрыла все, да и выпил столько, что картинка расплывалась, помнил
только как толкнул, сам не понял, откуда на обычном для него месте вдруг взялся столик, но
развернуться и уйти казалось важным... Будто без этого он показал себя недостаточным
ублюдком. А ведь она, наверное, пострадала...
— Картер! Открывай, мать твою! — раздался крик от дверей.
Голова отозвалась болью. Ну что ж, значит, не померещилось, до горячки не допился. Но в
горле сухо, будто наждачкой прошлись, и подняться с кровати — адски сложно. Не обращая
внимания на стуки и вопли Алекса и Карины, прошел на кухню и налил себе воды. Подумал.
Запил еще виски. Головной болью он и во время очередной мигрени помучается, так по кой
черт ему терпеть пытку сейчас?
— Шон, я вижу тебя в кухонном окне, немедленно открывай дверь! — не унимались гости.
Не до них было. Картер медленно и осторожно прошел в комнату Джо. Открыл дверь.
Вещи все на месте, значит, сборы не устраивала, но не определишь спала ли в кровати. К
безусловным достоинствам Джоанны Конелл относилось именно то, что она всегда оставляла