i cf85044c3a33e6c4

ты не держишь в квартире ничего крепче вина, то будь добра избавиться и от реквизитов Ашера

тоже. На таких условиях страдать от вынужденной трезвости я согласен.

— Если тебе плохо спится в кровати, где меня имел другой, спешу сообщить, что диван

осквернен не был, — резко бросаю я. Понятия не имею, откуда Картеру известно о вещах

настолько личных.

— Бежать и запираться в другой комнате при одном лишь упоминании об опасности у нас

любишь ты, а я предпочитаю действовать иначе.

Выйдя из душа следующим утром, я плюхаюсь на кровать, чтобы намазать ноги кремом, но

та вдруг резко, с грохотом, проседает, а я, визжа, заваливаюсь на бок. Потому что, видимо, один

гад подпилил ножки, пока я была в душе. Может, мне все-таки взять Каддини, пока и

неугодного Клегга не укоротили на полголовы?

Мой мир прост, планы охватывают одни лишь сутки, никак не дальше. У меня есть любимая

работа, на которой я кручусь как белка в колесе, но это приятно. И минимум раз в день я ловлю

себя на том, что, закусив губу, с нетерпением жду вечера.

Однако, как известно, ничто не вечно, и в один прекрасный момент идиллия прерывается

звонком Керри. Она просит забрать на недельку Марион и поделить ее с Клеггами, потому что

сама она вынуждена лечь в больницу, а Лайонелу дай Бог с Джулианом и Кики справиться.

Разумеется, я соглашаюсь, хотя и понимаю, что воспринято положительно это быть не может.

И, естественно, я не о Клеггах.

Следующим вечером Лайонел привозит мне малышку, но на каждый вопрос о загадочной

болезни Керри старательно прячет глаза. Сначала мне становится страшно, но затем, когда я,

наконец, понимаю причину, страх трансформируется в холод, и мне уже хочется выставить

Лайонела за дверь, спрятаться в спальне и утонуть в слезах и жалости к себе. Потому что Керри

ждет ребенка и боится мне об этом сказать.

Набираю номер Шона и прошу его не приезжать. Он ничего не отвечает, просто кладет

трубку. Его поведение так напоминает прошлое, что хочется забрать свои слова назад. Неужели

я все разрушила? Несколько минут стою, глядя на экран своего телефона, но все-таки не

решаюсь сделать новый звонок. Вместо этого иду укладывать Марион спать, а затем долго и

прочувствованно поливаю слезами подушку.

Я успеваю заснуть всего на мгновение, звонок в дверь. Я настороженно встаю и иду к

двери. Открываю, а на пороге Шон. Становится чуточку неловко: у меня глаза опухли от слез,

на голове — воронье гнездо, а ворот старой кофты настолько растянут, что открывает одно

плечо.

— И что бы это значило? — интересуется Картер.

От этих слов в горле снова застревают рыдания. Мне так хочется уткнуться носом в его

шею, спрятаться там ото всего мира, от взрослой жизни с ее заботами, так хочется раствориться

в этих отношениях без остатка… Но я не верю Шону. Он — всего лишь моя воплощенная

эротическая фантазия, в другую часть жизни Джоанны Конелл ему доступ закрыт. Я не

расскажу о нем ни Робу, ни Керри, потому что и сама знаю — ничего не выйдет. Не после того,

что было. Мы можем сколько угодно менять кровати, избавляясь от зарубок, но стереть память

невозможно.

— Просто… уезжай, — хрипло говорю я.

— Ты… — начинает Шон, но внезапно застывает и смотрит мне за спину. Оборачиваюсь

тоже.

Марион стоит посреди коридора. Ежик светлых волос, выбившихся из косички, розовая

кружевная пижамка и здоровый коричневый заяц, которого она носит почему-то за одно ухо,

превращают малышку в настоящего ангелочка. Ее огромные, по-детски наивные глазки

доверчиво распахнуты, и в них застыл откровенный восторг.

— Керри меня попросила… — зачем-то начинаю я оправдываться, а Шон резко переводит

взгляд на меня, а потом просто уходит, хлопнув дверью. Этот звук заставляет вздрогнуть всем

телом.

С Марион мы просто родственные души. Она, как и я, любит лаймовый пирог, мультик

Рапунцель и Мадлен. Если бы не Клегги, мне пришлось бы очень тяжко, хотя временами они

смотрят на малышку так, что сердце разрывается от боли. Резонирующей боли. А потому я

бесстыдно вру, что у меня на выходные огромные планы, не позволяя Мадлен привязаться к

Марион еще больше, а Роб одними губами шепчет слова благодарности.

Но я переоцениваю собственные силы. С непривычки просидеть с ребенком целый день —

то еще удовольствие. Марион нечаянно перебила мне половину посуды, упала и поранила

колено, порвав колготки. Долго плакала, причем именно из-за последних. А после перемазала

почти всю оставшуюся чистую одежду и, наконец, оторвала ухо любимому зайцу. Керри меня

убьет. Ей растить четырех детей сразу не в тягость, а я с одним справиться не могу.

Единственный полноценный день, и я готова растянуться на полу, сладко посапывая.

Стоя напротив зеркала, я вспоминаю вопросы, которыми засыпает меня Марион. Почему

твои волосы стали другими? Зачем ты столько работаешь? А Кен почему больше не приходит?