i_166602c1f3223913

Ванек К. Похождения бравого солдата Швейка. Окончание.

Глава V. Вперед! Вперед!

Большую роль на войне играет систематическое и постепенное притупление

всех чувств солдата и одурманивание его ума всякими надеждами.

Если оторвать среднего обывателя, будь то ремесленник или торговец, от

его семьи, от его занятии или привычного образа жизни, вот так, как

мальчишки вынимают молодых скворцов из гнезд, и отправить их прямехонько

на фронт, где им через двадцать четыре часа пришлось бы уже очутиться

перед неприятелем, то могло бы случиться, что в одно прекрасное утро пол

армии болталось бы на соснах в лесу или на сливовых деревьях вдоль

шоссе. Ибо солдаты сами повесились бы с отчаяния, не будучи в силах

перенести ужас такого быстрого перехода.

Поэтому действуют постепенно; одно следует за другим, и доза мало помалу

усиливается – точь в точь, как принимают мышьяк, начиная от одной пилюли

в день.

Сперва – грязь казармы, подлость офицеров и скверное обращение под

обманчивой маской заботливости, гнусная еда и отвратительные койки; затем ужасная теснота в набитых до отказа вонючих вагонах, изнеможение и

усталость от усиленных переходов, и с каждым днем новая надежда, что

завтра все это кончится, что, авось, не придется попасть в бой и что ни

с кем ничего плохого не случится…

Надежда на то, что «завтра все кончится», не позволяет солдатам

взбунтоваться или покончить с собою; а то, что жизнь становится все

более скотской и превращается в ад, содействует тому, что солдат

перестает бояться смерти и становится равнодушным к опасностям. Такое

душевное состояние Гавличек, величайший чешский писатель XIX века, выразил следующими словами: «Что? Я – австрийский подданный? Что же со

мной может произойти еще более скверного?»

Вот почему, когда господа офицеры собрались на совещание, конные

ординарцы прибывали один за другим, а телефонисты сматывали провода, солдаты швейкова батальона построились в ряды так же тупо и покорно, как

бараны перед воротами бойни.

Никто не говорил ни слова, и все стали вдруг страшно скрытны; а когда

вдруг впереди, совсем близко, часто часто загремели пушки, так что земля

дрожала под ногами, и немного спустя за ними загудели и тяжелые орудия, каждый только побледнел и увидел, как менялся в лице и его сосед.

Тревоги не били – не к чему было ее бить. Солдаты сами взвалили себе на

плечи ранцы, и всех охватила одна мысль: «Потом, когда побежим, я его

брошу; мучиться с ним я не буду». Потом капитан Сагнер скомандовал: «Смирно!» – влез на пустой боченок и начал говорить речь.

Он напомнил солдатам о том, что они присягали до последней капли крови

защищать полковое знамя, и особенно подчеркнул, что славная австрийская

армия отбросила русских почти до прежних государственных границ; еще

несколько метров, и русские на коленях запросят мира. Он заклинал солдат

не бояться; он проведет их сквозь железные стены, и пусть они сохранят

славу «железного» полка, который никогда не отступал, но всегда

побеждал. Он говорил, что, чем скорее войска добьются решения на бранном

поле, тем скорее можно будет вернуться к своим семьям, в объятия любящих

жен и детей; он объяснил, что наш доблестный союзник, кайзер Вильгельм

(тут унтер офицеры принялись подталкивать солдат: «Кричите: Ура! Слава!

На здар! – не то будете подвязаны!»), своим изречением: «Прежде, чем

опадут листья, вы будете у себя дома!» – имел в виду нынешнюю осень, и

что это так и есть. Крупных боев и особых опасностей больше не

предвидится, так как у русских нет снарядов, и им приходится отбиваться

кулаками. Если кто нибудь будет ранен, то должен перевязать себя сам, а

затем идти на перевязочный пункт; если по стратегическим соображениям

будет дан приказ к отступлению, то раненых не бросать, а подобрать и

унести с собою. Легко раненые не должны ничего бросать, а все, и в

особенности винтовку, доставить на перевязочный пункт, где у них се

примут под расписку.

– Винтовка – это вам не бублик, который можно спечь в несколько минут, –горячо говорил он. – Бели вы вернетесь без винтовки, то это значит, что

вы подвергаете смертельной опасности того товарища, у которого ничего не

будет в руках для защиты от неприятелей. Кто принесет винтовку, получит

пять крон, а кто ее не принесет, останется после выздоровления или

смерти без отпуска. А теперь его императорскому величеству, нашему

всемилостивейшему государю: Ура! Ура! Ура!

Солдаты без особого воодушевления подхватили: – Ура! Ура! Ура!

Капитан Сагнер слез с боченка и сказал теперь уже словно неофициально, менее торжественно и более по отечески: – Постарайтесь не попасть в плен, потому что в таком случае вы, чего

доброго, и через десять лет не вернетесь из России домой. Если кому из

вас придется пасть в бою, то вдова получит за него триста крон. Впрочем, до светопреставления нам все равно не дожить. Или, может быть, кто

нибудь желает жить вечно?

Он обвел: солдат глазами, и его взор в упор уставился на Швейка, так что

Швейк выступил из рядов и, взяв под козырек, отрапортовал: – Так что, дозвольте доложить, я не желаю!