i_0e02284c13ff104d

Я освободил место, стараясь сохранять невозмутимый вид потревоженного

лемура, который сразу же погрузится в спячку, как только исчезнет

источник беспокойства. Волчонок достал из ранца тетрадь и обгрызенную

ручку, и я заметил, что кроме этих двух предметов у него больше ничего

нет. Точно, кандидат на задние парты. Можно не волноваться за нарушенное

одиночество, уже на следующем уроке я буду снова сидеть один.

Волчонок полностью соответствовал данному мной прозвищу. Он был худой и

неуклюжий, казалось, даже на ногах стоял не очень твёрдо. Нечёсаная

тёмная грива венчала слишком большую голову на сутулых плечах. Глаза -

чёрные злые точки - слегка отличались по размеру, губы были узкими и

немного перекошенными, как будто он всё время саркастически улыбался.

Всё в нём было неправильным, неровным, несуразным, но, казалось, он и

сам понимает это и поэтому скалит свои уже по-взрослому волчьи зубы, предупреждая окружающий мир, что голыми руками его не возьмёшь. В его

повадках угадывалась осторожность и подозрительность. Ходил он как-то

боком, словно хотел обозревать все 360 градусов вокруг и боялся

повернуться к кому бы то ни было спиной. Смотрел искоса, из-за чего

казалось, что он смотрит одновременно и на тебя, и сквозь тебя. Было

непросто встретиться с ним глазами, но если это удавалось, они

вознаграждали тебя глубиной и какой-то странной двухслойностью, в

которой за напускной агрессивностью скрывалась нежность.

Её я, впрочем, обнаружил позже, в этот раз он посмотрел сквозь меня с

хитрой ухмылкой на лице:

- Чё притих-то? Я Артур,- и протянул руку,- можешь звать меня Арчи.

- Артём.

- Клёво.

- Что клёво?

- Ну, что Артём. АА получается.

И он засмеялся как-то странно - не всем лицом, а только губами и глазами.

Я немного растерялся. Во-первых, рукопожатия в нашем классе были не

приняты, а уж мне-то никто не подал бы руки и подавно. Во-вторых, дружелюбие Артура заходило слишком далеко. Я боялся, что потом, когда он

поймёт, с кем связался, раскается, и это усложнит мою жизнь. И, наконец, что подумает Вадимовна, увидев меня за одной партой с этим оборвышем, который пришёл в школу с одной лишь замусоленной тетрадкой? Оставалось

надеяться на лучшее: Вадимовна поймёт, что новенький ещё не освоился, а

сам он скоро найдёт правильное место в нашем сообществе.

Наконец, урок начался. Было видно, что “Песня о Соколе” Вадимовне

близка. Она стояла в своей излюбленной позе, фигурно облокотясь об

учительский стол, и не просто читала лекцию на тему “Что хотел сказать

Горький в этом коротком метафоричном произведении”, но разговаривала

сама с собой, вдохновенно и эмоционально, как будто со сцены: Если мы посмотрим на ситуацию со стороны, что мы увидим? Небесное

свободолюбивое существо, пусть даже тяжело раненное, искушаемо другим, приземлённым, более того - низким, на что-то априори смертельное. Вам

ничего это не напоминает? Я зачитаю отрывок из другого текста, написанного почти за две тысячи лет до “Песни” Горького, а вы мне

скажете, есть тут сходство или нет:”… если ты сын Божий, бросься вниз, ибо написано: “Ангелам своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнёшься о камень ногою Твоею”. Ситуации, вернее, искушения, похожи? Похожи. Но вот ответы разные! Если в случае с Христом искушение

так и называется “искушение гордыней”, то в случае с Соколом всё

наоборот. Сокол не просто свободолюбив, он горд. Для него высшая

ценность - не смирение, а свобода. Именно здесь заключён новый взгляд

Горького на известную притчу. Что остаётся Соколу после такого искушения

Ужа? Отвергнуть его! Он ведь должен понимать, что его ждёт за обрывом! А

может он упрекнуть Ужа в том, что тот предлагает ему верную смерть?

Попытаться снова взлететь ввысь, что ему, раненому, уже недоступно? Или

же в последний раз в жизни испытать свободу, ощутить полноту жизни, пусть даже приблизив тем самым свою гибель?!

- Она всегда такая? - вдруг тихо спросил Артур, наклонившись ко мне.

Я с ужасом посмотрел на него, потом на Вадимовну, которая, кажется, ничего не заметила. Как реагировать на это кощунство? С одной стороны, мне было странно, что кто-то смог устоять против очарования Вадимовны и

её страстной речи. С другой - я боялся её гнева, который неминуемо

должен был сразить и Артура, и меня. Страх, мелькнувший в моих глазах, ещё сильнее развеселил нового соседа по парте. Он повернулся ко мне, прикрыв лицо руками, давясь от смеха. Я не мог сказать ни слова, боясь

привлечь к себе внимание, поэтому всё, что мне оставалось,- изобразить

на лице крайнее возмущение. Артур продолжал заливаться, и я решил

прибегнуть к проверенной годами тактике - сделать вид, что его не

существует.

После урока полагалось выходить из класса. Я уже и не надеялся, что

новенький тут же пересядет за другую парту, но, по крайней мере, рассчитывал, что он не станет преследовать меня на перемене. Я занял

позицию в углу у окна и осмотрел рекреацию: девчонки разбились на группы

и болтали (в этом году они резко перестали прыгать со скакалкой), мальчики лупили ладонями по вкладышам от жвачек. Артура среди них не