Гвардеец

– Ладно, памяти светлой отца твоего, Пантелея, прощаю и всецело на тебя полагаюсь в деле важном и государственном. Сколько долгов накопил, крестничек?

– Много, Андрей Иванович, не одну тыщу рубликов. На распутство, девок гулящих, водку окаянную тратился, ничего не жалел. Деньгами швырялся направо и налево. Да и в карты везти перестало. В долгах как в шелках я.

– М-да, – почесал затылок Ушаков. – Хорошо погулял, крестничек, нечего сказать. Ладно, мы тебя из долговой ямы выручим. Не сразу, но выручим.

– Каким образом, Андрей Иванович?

– Да таким. – Ушаков откинулся на спинку кресла. – Пойдешь с подчиненным своим, сержантом фон Гофеном, сразу после обеда к ростовщику – итальянцу Пандульфи, вещицу ему вот эту заложишь, – великий инквизитор вытащил из стола ларец, украшенный драгоценными камнями, – о себе, ничего не таясь, кроме встречи нашей, расскажи, речи его послушай. Позовет тебя Пандульфи к себе на вечер званый, соглашайся, но не сразу, манер держи. Ужом проскользни, но войди к итальянцу в доверие. Это и будет для тебя задание, капитан-поручик. Что у Пандульфи узнаешь, мне пересказывай. Если зачнутся речи подозрительные, «слово и дело» кричать прилюдно не вздумай. Выслушал, запомнил, ко мне приходи. Я тебе раскумекаю, как дальше быть. А о мундире своем не беспокойся. И он, и чин пока при тебе будут. И для всех ты лейб-гвардии офицером останешься. Возникнет интерес, я тебя и выше чином двину. А сейчас иди умойся, платье в порядок приведи. Я для тебя комнатку особливую приготовил.

Ушаков вызвал секретаря, и тот, отпустив караул, увел моего ротного куда-то в глубь секретарских конторок.

– Вы на самом деле верите в то, что он искренне хочет искупить вину? – спросил я.

– Я Андрюху хорошо знаю, из-за бабы своей сорвался он. Дура она оказалась, рога мужу наставила, с его лучшим другом махаться начала. Оттого и запил крестничек. Любовь и не такие кунштюки с человеком проделывает. Жаль, вовремя наставить не успел. Не кручинься, фон Гофен, выйдет из капитан-поручика толк. Я породу басмецовскую знаю. Когда зарок дают – умрут, а на своем стоять будут.

– Но зачем все это? – удивился я.

– А затем, – спокойно заговорил Ушаков, – Пандульфи твой наверняка не только фальшивомонетчикам помогает, но еще и в шпионах чьих-то ходит. Очень полезно человека верного подле такого подлого типа держать, Андрюха мой сгодится. Слава худая о нем по всему Петербурге разнеслась. Итальянцу легче будет в оборот его взять. Долгами опутает, запугает. Кой в чем Басмецов ему и вспоможет. Глядишь, в доверие к итальянцу войдет. А там посмотрим – будет день, будет и пища.

– А мне что делать?

– Ты сведи ротного своего с итальянцем, увидишь, что Пандульфи перед ним стелиться начнет, придумай предлог какой и уходи. Не мешай Андрюшке! – Ушаков погрозил пальцем. – Завтра чтобы как штык у меня к восьми утра тут был, есть у меня для тебя и другие порученьица.